Блюме в опасности - стр. 16
Бабуля остановилось у нужного дома в нерешительности. Минго Карас нахмурился: непривычно видеть бабуленьку сомневающейся, наблюдать, как она с беспокойной настойчивостью потирает пальцы друг о друга. Бабуля глубоко вздохнула и открыла ворота.
Двор был непривычно пуст, чего-то не хватало, и Минго никак не мог понять, чего именно. Он заметил на доме картину – изображение мужчины и женщины, еще недописанную бабулей. Встречать их вышла пара – Минго узнал в хозяевах изображенных на картине людей – вместе с мальчиком, который бросился играть в раскиданные на земле игрушки, не обращая внимания на пришедших.
– Ас-саляму малейкум! – бабуля поклонилась хозяевам, и Минго настолько удивился, что поперхнулся и закашлялся: однажды он видел, как бабуленька плюнула в спину проходящему полицейскому, а тут поклонилась малознакомым людям, выказывая уважение, которого в ее глазах не заслуживали даже представители власти.
– Утречко, Рамин. Остались только лица.
Отец Рамина не одобрял идею изображать лица на картинах, утверждая, что это харам, но Рамин смотрел на это снисходительно, только попросил бабуленьку сделать глаза закрытыми.
Хозяева поприветствовали бабуленьку, Минго и поспешили вернуться в дом; мальчик остался играть во дворе.
Глядя на то, как Рамин переговаривается с женой, бабуля вспомнила обрывок разговора хозяев дома, где все обращались к друг другу на «Вы». Два дня назад это вызвало у бабуленьки умиление, сейчас она лишь недовольно фыркнула. Теперь вежливость ее раздражала, напоминая о дочери, вдруг решившей так неуместно ее проявлять.
Минго Карас подошел к мальчику, наблюдая за тем, как он играет с резиновыми фигурками-тянучками: растягивает из стороны в сторону по очереди темно-красную многоножку, коричневого паука и лошадь. Минго внезапно понял, чего не хватает во дворе: нет привычных глазу растяжек для простыней, клеток для птиц или корзин для ловли летучих мышей.
– А живые бабочки лучше, – неожиданно для себя выпалил Минго.
– С ними интереснее играть? – мальчик не смотрел на Минго, растянул многоножку и отпустил– игрушка улетела к дереву. Минго вспомнил коробку с бабочкой, отправленную в последний полет в угол комнаты энтомолога. В конце концов, это тоже игра – возиться с ними, красиво упаковывать, выставлять на витрину, чтобы похвастаться.
– Те, что в лесу, они лучше… – сердце Минго забилось быстрее: он вспомнил всполохи синего в переливах желтого свечения. Мальчик, племянник Рамина, хмыкнул, пожал плечом, вытянул лапу игрушечного насекомого и запустил им в дерево, как из рогатки. Минго помрачнел и почувствовал облегчение, лишь когда бабуленька позвала его; картина была закончена.