Блок верности - стр. 16

Первый раз нас занесло к неохиппи. О, тут не только между красными и синими таблетками был выбор. Он был тут настолько велик, сплошная радуга, что пришлось вызывать группу. Паковали народ до утра, автозаков не хватило, делали по три заезда. Даже полицию пришлось привлечь, а им только того и надо, когда за них половину работы делают. Да и нам хорошо, когда наркота в деле, потому что можно хватать всех без разбора, улик полные карманы, и только потом сортировать: случайных на выход, неслучайных на карандаш.

Есть в нашем славном стольном граде места, где не ступала нога здорового человека, настолько там все психоделическое. Но не придумали пока что такой роскошной химии, чтобы вкусить ее, и раз – вот она тебе, Настоящая Реальность, данная в ощущениях. Хотя есть у новых хиппи такое направление, которое утверждает, что раз уж мы что-то вроде банок с мозгами, то и химсостав в этих банках разный. Чьи-то мозги плавают в одной среде, чьи-то в другой, чьи-то вообще в формалине, и существует, якобы, некая корреляция между тем реагентом, что в твоей банке, и тем, чем ты конкретно сегодня накачался с хиппарями, в подвале с плохой светомузыкой. Применил, так сказать, опыт пребывания в банке.

На самом деле, это все разновидности теории о «просветах». «Просвет» – это некое окно, кротовья нора, специально оставленная разработчиками для того, чтобы персонажи имели возможность как минимум выйти на оператора. А то и вернуться, сбежать, сбросить оковы, если следовать уже «теории заключения». Эта теория утверждает, что мы все здесь вроде как Ильич в Шушенском, то есть в ссылке, или в тюрьме – это уж насколько у кого жизнь не удалась. И смыслом игры является отсюда сбежать, как утверждают «беглецы». Или перевоспитаться, как утверждают сторонники терапевтической версии реальности, «терапевты» и некоторые другие живородящие. Мол, все мы здесь на излечении, и надо стараться все пройти, дабы не стыдно было снять шлем в настоящем мире. Почти все «терапевты» в жизни либо батюшки, либо психологи. Ни тех, ни других я в отдел не беру.

Я в детстве на дереве хранил портрет Гагарина. Вырезал из календаря, замотал в кусок целлофана, и припрятал на невысокой, но колючей сливе, что росла в углу у забора. Ветвями своими слива склонялась на улицу, через забор, рвалась и стремилась на волю, но крепко вросла корнями по эту сторону. Стабильно так укрепилась, наивная мечтательница, вообще стала одним целым с нашим простым южным садом, что на Кубани. Думала, она не такая, как вишни, алыча и особо роскошное абрикосовое древо, что царственно росло прямо перед входом в дом и поставляло в семью гуммиарабик. Думала слива, что это остальные тут навсегда, а уж она-то обязательно вырвется в свой космос, привязанный к ветке Гагарин ей в помощь. Вот и приютила портрет, примотанный к ветвям так высоко, как только мог достать до неба восьмилетний мальчишка.