Безумный свидетель - стр. 25
– А что же ему ответили?
– Не могла я слышать, – обескураженно произнесла женщина, – далеко от меня было.
– А дверь Волосюку открыли? Вы видели?
– Этого я не видела, врать не хочу, потому что дальше уже пошла. Домой торопилась, – пояснила она. – Пошто мне разглядывать, вошел кто или не вошел? Некогда мне было… Если бы знала, чем дело обернется, так непременно подождала бы да посмотрела. Вот это я хотела сказать.
Отпустив свидетельницу, майор Темирзяев призадумался.
Конечно, Матрена не могла не открыть дверь Николаю Григорьевичу. Одно дело бухгалтер или торговый агент, которым можно дать от ворот поворот. Рабочее время закончилось? Закончилось. Так вот: будьте добры, ступайте домой и в неурочное время не беспокойте… И совсем другое – сам председатель промыслового кооператива Волосюк. Это уже было бы нарушением трудовой дисциплины. А вот вошел или не вошел Волосюк в помещение, Марфа Лукоянова уже не видела. Надо полагать, что Волосюк все-таки вошел. Иначе зачем стучаться и требовать открыть дверь? С ним следует поговорить более обстоятельно.
Уже на следующий день Темирзяев вызвал его в свой кабинет на допрос.
– У меня к вам вот такой вопрос, – начал Марат Абдуллович, когда Волосюк разместился за столом напротив него. – Свидетель Марфа Лукоянова утверждает, что видела, как вы возвращались в контору артели. И было это как раз приблизительно около половины девятого вечера. Что вы на это можете ответить?
– Даже не знаю, как вам ответить на это заявление Лукояновой. У меня не было никакой надобности возвращаться в контору. Все, что было нужно, разные неотложные вопросы, я уже решил с бухгалтером. Остальные дела могли преспокойно дождаться следующей недели. И, выйдя с бухгалтером Рауде из конторы, я отправился прямиком домой. Относительно заявления Лукояновой о том, что она видела, как я вернулся в контору артели, могу сказать… – Николай Григорьевич говорил спокойно, даже где-то безучастно, – что этой Лукояновой померещилось… В феврале и в семь часов уже темно, а в половине девятого – и подавно темень беспросветная. У нас один фонарь на всю улицу. И тот едва светит… Чего она могла видеть-то? Бывает, идешь по улице и ни черта не видишь, куда ступаешь. Если дороги не знать, так все ноги переломать можно да лоб расшибить. Ошиблась она, не иначе. Да и соврет – недорого возьмет. Она ведь за воротник закладывать любит. Именно из-за этого я ее и уволил. Допускаю, что и в субботу перед выходным приняла, вот ей и почудилось невесть что… Мне нечего больше добавить.
– Можете идти, но что-то мне подсказывает, что этот наш разговор с вами не последний.