Безумцы - стр. 23
Абст. Перебиваю вас. Какие глубины в туннеле?
Бретмюллер. Примерно сто пятьдесят футов.
Абст. Очень любопытный туннель!
Бретмюллер. Итак, мы всплывали. Каждую секунду я ждал удара рубкой о скалу. Но над нами была вода, только вода. Подвсплыв, мы подняли кормовой перископ. Мы ничего не увидели. Два других перископа были повреждены и не выдвигались из шахт. И вот на глубиномере ноль, я отдраиваю рубочный люк и поднимаюсь на мостик. Меня охватывает тишина и темнота – густой, ни с чем не сравнимый мрак. Нас будто в тушь окунули. Мрак и абсолютно неподвижный воздух. Почему-то вспомнился «Наутилус» капитана Немо… Неожиданно для самого себя я вскрикнул. Звук укатится куда-то вдаль, и немного спустя ко мне вернулось эхо. Я стоял на мостике, подавленный, ошеломленный, а голос мой все звучал, отражаясь от невидимых препятствий, постепенно слабея. Будто и он искал выхода и не мог отыскать. Сомнений не было – лодка всплыла в огромном гроте!..
Абст. Что же вы?.. Стойте, я поддержу вас!
19 часов 11 минут. Конец действия препаратов.
Сознание было восстановлено на 24 минуты.
Повторное исследование токов мозга. Состояние больного угрожающее.
Это была последняя страница. Канарис перевернул ее и закрыл папку.
Только сейчас услышал он звуки музыки. За роялем сидел Абст. Его пальцы легко бегали по клавиатуре, глаза были устремлены за окно, к тяжелой красной луне, которая медленно вставала над пустынным озером. Казалось, туда же уносилась мелодия, стремительная и тревожная. И музыка, и луна, и тускло отсвечивающая водная гладь за окном, да и сам Абст со странно неподвижными глазами – все это удивительно сочеталось с тем, что составляло содержание желтой папки.
Абст оборвал игру.
Они долго молчали.
– Это был Шуберт? – спросил Канарис, чтобы что-нибудь сказать.
Абст покачал головой.
– Я играл Баха. Одну из его ранних хоральных прелюдии. Написано для органа. Если бы здесь был орган!..
– Однако я помню, ты любил Шуберта, – упрямо настаивал Канарис. – Ты увлекался и другими, но Шуберт для тебя…
– Иоганн Себастьян Бах – вот мой король и повелитель! – взволнованно проговорил Абст. – Бах в музыке, Шиллер в поэзии.
– Шиллер? – пробормотал Канарис, рассеянно глядя на озеро. Сейчас он думал о другом.
– Да. Хотите послушать?
В голосе Абста звучала нетерпеливая просьба. Удивленный Канарис неожиданно для самого себя кивнул.
Абст встал, сложил на груди руки. За ним было окно, и темный, почти черный силуэт Абста четко выделялся на фоне широких светлых полос, проложенных луной по поверхности озера.