Без памяти в тебя - стр. 16
Мячик можно приобресть.
.
Это сколько ей сейчас? Она на год старше Руслана, значит, тридцать пять.
Кольца на безымянном пальце нет. Зато родинка на шее, про которую Руслан наглухо забыл — на месте. И взгляд кошачий — зелёный, ленивый и хищный. Тонкие щиколотки, подчёркнутые грубыми туфлями и кокетливо подвёрнутыми брюками, казались особенно изящными на фоне мужской рубахи навыпуск и художественно потёртой «рабочей» куртки.
Стильненько, сказал бы Самарский, что был влюблён в рыжую по уши. Тайно, конечно, тайно — Руслан усердно делал вид, что не замечает, как пиздострадает по ней Макс.
Не удобнее ванны были и узкий, как шкаф-пенал, душ, и крошечный унитаз, низкий и маленький — проще было оставить в дырку в полу, чем лепить этого санфаянсового карлика, рискующего стоять вечно обоссанным.
А вот Татьяна выглядела эффектно. Самара сейчас подтёр бы с подбородка слюну, но Дымов усердно осматривал квартиру.
Всё остальное в ней (квартире, не Татьяне) тоже очень сильно уступало функциональности в пользу эстетики, а простым языком — было красивым и ужасно неудобным.
8. 8
В кресло у рабочего стола Руслан едва втиснулся.
О низкое бюро перед окном больно треснулся коленкой.
Переворачивая ноты, сбил бутылку с колосьями пшеницы, что косила под вазу на белом приземистом пианино с открытой крышкой.
Нет, не на этой пианине разучивала этюды Гнесина юная Танька, которой медведь на ухо наступил. Не эту гробину с клавишами весь подъезд грозился сжечь, если её мать не прекратит издеваться над ребёнком и жильцами.
Не сразу, но тёть Тамара в итоге сдалась и решила сделать из дочери великую художницу (к рисованию та худо-бедно, но всё же тяготела), а раритетный дореволюционный Беккер переехал этажом выше. Так, до сих пор там и стоит (в Алькиной квартире).
Руслан вручил упавший пшеничный сноп Аскольдовне и заглянул в «партитуру».
Так себе был репертуарчик у музыкального салона, как отрекомендовала комнату с шахматами на ломберном столике и новой белой фортепианой старушка — Чайковский, открытый на выцветшей странице с маршем из «Щелкунчика»: tempo di marcia viva.
— Темпо ди марсиа вива, — прочитал Руслан намеренно коряво.
Танькины нарисованные брови взлетели вверх.
— В темпе марша, — кивнула согласная на всё Аскольдовна и вслед за Танькой посмотрела на него пристально: — Мы, случайно, не знакомы?
— Нет, — уверенно ответил Руслан.
— Просто вы напомнили мне одного мальчика… — подслеповато щурясь, всматривалась Аскольдовна в его лицо.
Руслан не боялся быть узнанным. Во-первых, спустя двадцать лет в нём мало что осталось от того тощего, нескладного, лохматого мальчишки с вечно поцарапанными руками, то и дело шмыгающего носом, которого она помнила — мечтателя, романтика, хулигана. А во-вторых, просто не боялся.