Бэтман Аполло - стр. 62

Зажегся свет, и я увидел большую, изысканно и старомодно обставленную комнату. У стены стояла кровать под балдахином, изображавшим (и довольно правдоподобно) разинутую пасть крокодила. Но для спальни здесь было слишком много objets d’art. На стенах висели картины, а с двух сторон от кровати стояли драгоценные рыцарские доспехи с золотой инкрустацией – в руках у одного железного воина был меч, а у другого копье. Возле стены помещался журнальный столик с чайным набором. По соседству стояли два кресла. Вот только пол из каменных плит, разделенных глубокими черными щелями, производил гнетущее впечатление.

– Хотите выпить чаю? – грубым басом спросила Софи.

Я даже вздрогнул. Она засмеялась.

– Не пугайся. Когда я имперсонирую Дракулу, я говорю мужским голосом.

Мне захотелось выйти из этой комнаты обратно в коридор. Я взялся за ручку, но дверь оказалась запертой.

– Уже поздно, – прошептала Софи.

Я не понял, за кого она это сказала – за себя или за Дракулу.

Она подошла к журнальному столику, чиркнула спичкой и зажгла плоскую спиртовку под похожим на колбу стеклянным чайником. Над спиртовкой появился круг синего огня.

– Чайник очень современный, – отметил я. – Разве такие были в его время?

– Не знаю, – сказала Софи.

– А когда именно жил Дракула?

– Проще считать, что всегда. К великим трансцендентным существам вообще неприменимо такое понятие, как даты жизни. Их всегда окружают анахронизмы и абсурдные хронологические нестыковки. В разные времена Дракула появлялся среди людей в разных обличьях и сильно растянул свое физическое бытие с помощью особых практик. Я даже видела изречения Дракулы, где он говорит о компьютерных программах и вирусах. Но это, конечно, уже перебор…

Софи поглядела на часы.

– Увы, мое милое дитя, – сказала она басом, – когда я говорил, что на мне и на этом месте лежит проклятие, я не шутил.

– Ты меня пугаешь, – сказал я.

Она довольно улыбнулась.

– У меня нет власти над тем, что здесь произойдет, – произнесла она тем же томным голосом. – Если хочешь уйти, уйди! Да, да, уйди – зачем тебе гибнуть вместе со мной? Да, я этого хочу – но не ради себя, а ради тебя, ради чистого цветка твоей юности… О нет, только не это! Она не открывается? Значит, уже поздно… Вот оно, проклятие, о котором я говорил…

Слова Софи предполагали некоторый драматизм происходящего – но она произносила их без особого выражения, засекая время по часам и делая большие паузы между словами.

Потом она села за столик – и пригласила меня сесть рядом.

– Пьем чай, – сказала она своим обычным голосом – и действительно принялась заваривать чай в блестящих химической чистотой стеклянных сосудах, стоявших перед ней на подносе.