Беседы со специалистами - стр. 22
Вставала Бейн рано, садилась за стол, поставив на него свой ридикюль, и маялась, ожидая, когда откроется буфет, чтобы позавтракать. Иногда она говорила:
– Танечка, а Вы не можете пойти и попросить этого грузина, чтобы он открыл пораньше.
– Я могу Эсфирь Соломоновна, – отвечала я, – а на свидание Вы к нему пойдете?
Юмор она понимала. Мы обе смеялись.
Однажды во время заседания произошел знаменательный случай. Для того, чтобы рассказать о нем, хочется дать немного предыстории.
В составе французской делегации была дама, резко отличавшаяся от остальных дам своей красотой. У нее была фамилия, звучащая по-румынски, оканчивающаяся на … еску, что-то вроде Маринеску Она была бесподобно одета и вела себя несколько развязно.
Чтобы перекусить между заседаниями, нужно было спуститься в буфет, находившийся на полуподвальном уровне. Там было всё, включая птичье молоко, по крайней мере, в виде конфет. Так вот, эта дама садилась в позу лотоса на ступеньки, ведущие вниз, так, что из-под юбки выбивалась пена кружев, закуривала сигарету (длинную пахитоску). Моя подруга Сюзанна, которая тоже присутствовала на симпозиуме, шепнула мне: «Смотри, смотри, грузины мимо нее на трех ногах идут».
Дама долгое время не выступала. Все решили, что она приехала для украшения. И вдруг в один прекрасный день она попросила в прениях дать ей слово. В этот день председательствовала психолог проф. Шорохова. Это строгая дама: очень высокая, седые волосы схвачены в пучок, одета в глухое платье из желтого кримплена. На трибуну выходит Маринеску, вся в духах и туманах. Контраст между двумя дамами поразительный. Взявшая слово стала говорить, что она очень благодарна за приглашение, за щедрый прием, но не может не сказать, что в Советском Союзе нет свободы слова, идеологической свободы и т. д.
Становилось понятно, она приехала с политической миссией. Услышав это, председатель встала во весь свой рост и зычным голосом сказала: «Я протестую! Это некрасиво, никуда не годится приехать в страну и ругать ее! В Советском Союзе есть все свободы: политическая, государственная, правовая, сексуальная!» Когда она произнесла последнее слово, мне показалось, что за моей спиной (мы с Эсфирь Соломоновной сидели, разумеется, в первых рядах) разорвалась бомба, такой был взрыв хохота.
Из зала стали кричать: «Оговорка по Фрейду!», «Бог шельму метит!» и пр. Она переждала, когда смех стих, и четко сказала: «Простите, социальных…!».
Прения на этом закончились, и нас повезли на так называемый сбор винограда в загородный дом профессора Габашвили. Там выдали ножницы, которыми мы срезали виноградные кисти, и пригласили за грузинский пышный стол. Еда жарилась-парилась на мангалах прямо во дворе, многочисленные женщины постоянно её подносили. Хозяин был тамадой и раздавал хозяевам застолья и гостям тосты. Когда дошла очередь до меня, я попросила разрешения не говорить, а спеть песню. Невероятно, но рояль был в кустах. Он стоял рядом, тут же в саду, возле стола. Я села, сыграла и спела «Тбилисо» на грузинском языке (научил меня в свое время первый муж). Аплодисменты были оглушительные, грузины вынули меня из-за рояля и на руках отнесли на место. Триумф!