Беседы со специалистами - стр. 2

, – сказал Бернард Шоу. Так-то оно так, только вот не всегда понятно, что именно нравится и полюбится потом на долгое время. Как же быть? Наверное, однозначного ответа нет. Очевидно, самое важное здесь – везение или тот самый случай, который следует понимать, как непознанную закономерность. Расскажу, как это было у меня.

Я всегда была любознательной. При полном отсутствии любопытства к бытовым вещам, проявляла неподдельный интерес к вопросам нравственного порядка, а также к вечным загадкам и истинам жизни. Учиться я очень любила, причем, по всем предметам. Была круглой отличницей. Однако более всего меня влекла словесность. Так случилось, что пословицу «на ловца и зверь бежит» прочувствовала самолично. В 9-м классе, не знаю какими, но точно неисповедимыми путями, в мою, ничем не выдающуюся школу, пришел необыкновенный педагог по литературе. Это был Петр Михайлович Третьяков, из тех самых Третьяковых, которые подарили Москве Третьяковскую галерею. Уже очень пожилой, но красивый, высокий, необычайно прямой человек в неизменном сером в клеточку костюме-тройке, он был совершенно из другого мира – мира героев русской литературы, к которому я к тому времени успела основательно прикипеть. Время от времени Петр Михайлович доставал часы-брегет на цепочке и смотрел, когда следует закончить одну часть урока и перейти к другой. Этот действо было совершенно удивительным для всех нас – кадр из кино или эпизод из какого-нибудь романа. Сами уроки были настолько нестандартны, настолько непохожи на все другое в школьных программах, что дух захватывало. Петр Михайлович никогда не проводил разбор образов, он очерчивал психологический портрет героев художественными средствами и спрашивал учеников, что они думают по тому или другому поводу. Такие понятия как кульминация, экзальтация, иллюзорность, экзистенциальность, интроверсия и пр. в школе никогда не упоминались, а Петр Михайлович сделал их понятными, привычными, спаянными с характерами персонажей. Излишне говорить, что я, будучи восторженной по природе, была влюблена в преподаваемую им литературу и в него самого, тем более, что пользовалась взаимностью. И это несмотря на мою еврейскую фамилию, а в девичестве я была – Моргулис. Причем, не Маргулис, как большая часть таких фамилий, а через букву О. Мой отец говорил мне, что эта ошибка переписчиков фамилий относится только к нашим родственникам, поэтому, когда я встречу человека с фамилией МОргулис, то должна считать его родственником.

Петр Михайлович выделял меня, хвалил и находил похожей на пушкинскую Татьяну. Это наполняло гордостью. Казалось, литература как профессия была мне уготована на всю жизнь. Я, действительно, решила поступать в МГУ на филологический, но все сложилось иначе. Не буду вдаваться в подробности, почему не попала в МГУ, и не только туда, куда хотела, но даже на историко-филологический факультет педвуза. Тут долгий разговор о разных перипетиях и казусах начала 60-х годов, включая антисемитские мотивы. Остановлюсь вот на чем. Я была зачислена в педвуз (МГПУ им. В.И. Ленина). Однако через некоторое время после того, как были вывешены списки, мне предложили уступить свое место абитуриенту, набравшему гораздо меньше очков, но имеющему то преимущество, что он только что вернулся из армии. Соглашаюсь я на это предложение или нет, никого не интересовало и мне предложили выбрать любой другой факультет в этом институте. Я совершенно растерялась. Как это другой? Нет уж, буду опять поступать туда, где изучают филологию, решила я. Тут на арену вышел мой отец. Он взял проспект с описанием факультетов педагогического института, изучил его и сказал мне: «Вот то дело, которое тебе подходит. Ты ведь любишь помогать всем, особенно детям, а здесь учат помогать им и даже тяжело больным. Кроме того, преподают большой курс русского языка и литературы. Иди сюда, на дефектологический факультет