Бенефис - стр. 34
Но познать самого себя оказывалось труднее, чем познать другого. А главное – жизнь продолжалась, и ей не было хуже, чем другим. Приходя к больному, Лизавета Петровна иногда думала, что все эти люди, которые встречались на ее пути, как и она сама, ведут ежедневный бой за каждый прожитый на этой земле день, за каждую прожитую минуту. И вместе с их жизнями уходит и ее жизнь. И в этом смысле они – по одну сторону той черты, которая, казалось, разделяла их. И как только больной это чувствовал – он становился другом.
– Доктор, почему вы грустите? Сегодня Восьмое Марта, – улыбалась навстречу Мячиковой женщина в один из праздников, который ей пришлось встретить совершенно одной.
Алексея уже не было с ней. Где-то в Мурманске был Вовка. Пух дежурил, хотя, если бы не дежурил, он, наверняка, был бы дома. Там Таиска вернулась после провала очередного предприятия.
– Так, почему? – повторила свой вопрос женщина.
Лизавета Петровна вздрогнула, раскладывая на столе ампулы и пытаясь улыбнуться.
– В самом деле? – спросила, наконец, Мячикова, – Может, показалось, – спросила она.
Все равно что-то чувствуя, женщина поменяла положение в кровати, и, слегка поправив подушку, позвала сына.
– Георгий, неси нам кофе, коньяк и еще, сам знаешь что – в ведерке.
Через три минуты послушный сын принес поднос. Кроме кофе и коньяка, в вазочке стояли подснежники.
– Цветы – доктору, – сказала женщина. – Георгий, подари сам, – опять сказала женщина.
Лизавета Петровна стояла не шевелясь.
– Это вам от нас, от больных, – сказала женщина. – Сегодня праздник. Не грустите, – широко улыбнулась она.
Через несколько минут, уже заполняя карту и читая выписку из поликлиники, Лизавета Петровна осознает: «Постинфарктный кардиосклероз. Хроническая мерцательная аритмия. Сахарный диабет, тяжелое течение. Гипертоническая болезнь Ш-Ш степени. Болезнь оперированного желудка. Софья Владимировна Величко. Лингвист». Лизавета Петровна подняла на Софью Владимировну глаза и должно быть что-то было в них такое, от чего женщина улыбнулась.
– Ничего, ничего. Ну… во-от! – сказала Софья Владимировна.
И Мячикова поняла, что в ее собственных глазах очень близко стояли слезы.
– Спасибо, – опять сказала Софья Владимировна.
– И вам, – искренне сказала Мячикова и, сделав все необходимое, простилась, отказавшись от кофе.
Через несколько минут она уже шла по лестнице, аккуратно держа подснежники в левой руке. Но настроение было уже другое. Лизавета Петровна думала о женщине, у которой только что была, о том, как, порой, несправедлива жизнь, и еще о том, что, может быть, это мы слишком много от нее хотим. Скорее бы кончился праздник, потому что именно в праздники мы понимаем, что все-таки, что-то от жизни хотим. «И неизвестно, кому сейчас лучше – ей или Алексею», – вдруг впервые, без обиды, подумала она о нем, еще не зная, что очень скоро он сам позвонит ей.