Бегство в Египет. Петербургские повести - стр. 59

Всё, что ниже, правда, было соседкино: те же тапки на босу ногу с разбегающимися во все стороны пальцами, тот же ношеный халат с лебедями.

Наша коридорная лампочка в это время чихнула светом, и я понял, что сравнение с банкой было вовсе никаким не сравнением. Это была голая правда. Действительно, на голове у соседки сидела пыльная стеклянная банка, что подтверждалось наклейкой с надписью: «Огурцы маринованные». Сама Сопелкина занималась тем, что, вцепившись в эту банку руками, то ли свинчивала её с себя, то ли, наоборот, навинчивала. Мелкие подводные звуки вяло вылетали из-под стекла и тут же, на лету, умирали, съеденные коммунальными стенами.

– Любовь Павловна, вам помочь?

Осторожно, прижимаясь к стене, я отправился выяснять ситуацию. Пару метров не дойдя до соседки, я внимательно вгляделся в стекло, пытаясь по шевелению губ разобрать её невнятные речи. У меня ничего не вышло: мешала квадратная этикетка, наклеенная как раз на том месте, где шевелился соседкин рот.

– Заплачет рыбачка, упав ничком… – заорали дуэтом у меня за спиной Щелчков и общественное животное Тимофей Петрович.

– Эй, потише там! – крикнул я, и они заткнулись.

Я жестами показал Сопелкиной, что надо повернуть банку, чтобы был виден рот.

Соседка в ответ на это по-щучьи выпучила глаза и постучала кулаком по стеклу. Из щели между шеей и краем банки просачивалось глухое бульканье: что-то она мне говорила. Я сделал пару полушагов вперёд, но всё равно ничего не понял.

Тогда осторожно, не выпуская из виду соседкин тапок (а вдруг лягнёт?), я стал подходить к Сопелкиной. Она ждала меня, руки в боки. Сквозь стеклянный намордник поверх надписи «Огурцы маринованные» смотрели два её круглых глаза. Когда я был уже почти рядом, соседка выбросила руки вперёд, ухватила меня за плечи и резко притянула к себе. Затем откинула назад голову, подмигнула мне хохочущим левым глазом и опустила свою голову на мою.

Конец ознакомительного фрагмента.