Бегство в Египет. Петербургские повести - стр. 49
– Который? Этот? С прыщом? Или длинный, который в кепке?
– Ворюгу поймали… двух. Один на шухере стоял, на углу, другой колёса с автомобилей свинчивал. А эта бабка, вон та, с корзиной, на Таракановке этими колёсами спекулировала…
– Бабку они с балкона скинули, хорошо, был первый этаж…
– Против ветру оно конечно, против ветру только в аэроплане…
Скоро всё это мне надоело. Народ нервничал и ходил кругами, болтая всякую чепуху. Инвалид уже размахивал костылём, выбирая из толпы жертву. Тугоухий дедушка улыбался; он рассказывал, как солить треску. Тощий, одна нога босиком, держал в руке лохматый полуботинок и объяснял на живом примере особенности полёта валенка. Кто-то спорил, кто-то смеялся, кто-то громко жевал батон. Тихая, убогая собачонка болталась у жующего под ногами и слизывала с асфальта крошки.
Я тыкнул Щелчкова в бок, но это уже был не Щелчков, а какой-то гражданин в шляпе. Он странно на меня посмотрел, но тыкать в ответ не стал – наверное, не хотел связываться.
Щелчков куда-то исчез и объявился только через минуту; в руке у него был огурец, зато валенков почему-то не было.
– Я его у кощея выменял. – Он ткнул огурец мне в нос. – На валенки, пропади они пропадом. На, кусай половину.
– Не буду, – сказал я, морщась. – От него ухом воняет.
– Как хочешь, – сказал Щелчков и сунул огурец в рот.
Сунул и тут же вынул.
У стенки на газетной подстилке лежал скромный спичечный коробок с космической ракетой на этикетке.
Коробок лежал не один. Рядом с ним на той же газете расположились, тесня друг друга, кучки гвоздиков, шайб, шурупов, маленькие моточки проволоки, лампочки со сгоревшей нитью, горка пластиковых пробок от бутылок из-под шампанского, заводная курочка-ряба, мутный полосатый стакан, деревянная подставка для чайника в виде профиля Пушкина-лицеиста и прочие чудеса и диковины.
Но ни Пушкин, ни железный свисток нас не интересовали. Мы видели одну лишь ракету, ласточкой летящую среди звёзд. И гордую надпись «СССР» на её красивом боку.
У Щелчкова такой этикетки не было. Были с Белкой и Стрелкой, с первым искусственным спутником Земли, с Циолковским было четыре штуки, а вот просто с ракетой не было. И у меня не было.
Я бросился к коробку первым. Шаг у меня был шире, и руки длиннее, чем у Щелчкова, на целых два сантиметра. Я расставил руки крестом, заслоняя от Щелчкова газету. Я забыл, что такое дружба. Я забыл, что он мой сосед и мы сидим с ним за одной партой. Я забыл, что я ему должен за три контрольные по русскому языку. Я забыл, что прошедшим летом брал у него сачок и удочку. Я забыл, где я живу. В каком городе и на какой планете. Я забыл своё имя. И отчество, и даже фамилию. Я помнил только одно. Дома в коробке из-под зефира хранится моё сокровище. Моя коллекция спичечных этикеток. В двух тонких тетрадках в клеточку. Которую я собирал полгода. По урнам, улицам, по дворам, выменивал у друзей-приятелей, выпрашивал у знакомых и незнакомых. И в этой моей коллекции не хватает самого главного – маленькой наклейки с ракетой.