Башня птиц - стр. 53
– И для вашего отца?
– Для него я живой и… мертвый в то же время. Он слишком любит меня и готов поверить всему, даже самому невероятному.
– Я вас тоже люблю. И тоже верю. Мне неважно, почему вы живой и куда уходите. Главное, что вы не умерли… навсегда.
– Тише, говорите, пожалуйста, тише. Вы разбудите отца. Он не должен знать о нашей встрече. Обо мне знают только собака и он.
– И я. Знаю давно. Я чувствовала это. Вы должны уйти?
– Да, я должен уйти. Не говорите никому. Отец боится, что вы расскажете обо мне.
– И что же будет, если об этом узнают?
– Нельзя делать то, чего делать нельзя, – усмехнулся он. Черты его лица отвердели, и он еще больше стал похож на деда. – Я ухожу, но приду к вам потом. Вы не против?
– Вы разбудите его граммофоном.
– Я научился обходиться без него. У вас аналитический ум. И вы – бесстрашная девушка. Я думал, что вы упадете в обморок.
– Не обольщайтесь. Я упаду. Потом. Сейчас просто некогда.
– Желаю удачи, – сказал он, – ждите меня завтра. Привет Джеральду. Пусть он не притворяется спящим.
– Он тоже любит вас. До завтра.
– Ложитесь в постель. Она – ваша.
– Хорошо. Я попробую заснуть.
Дверь бесшумно закрылась за ним. Шагов она не слышала. Задула ненужную свечу и забралась под одеяло.
– Тебе же сказали – не притворяйся спящим, – сказала она. – Все равно у тебя уши шевелятся.
– Может, по-вашему, мне их нужно отрезать? – произнес пес из-под кровати.
– Ну вот, – вздохнула Жанна. – Старики пророчествуют, мертвецы оживают, собаки разговаривают. Что еще?
– А еще Вселенная делится, как инфузория, – подумав, сказал пес.
– Как туфелька? – спросила Жанна.
– В том числе.
– Все ясно. Спокойной ночи.
– Какая уж ночь, – проворчал пес. – Утро на дворе…
…в дверь, обитую мягким дерматином, неустанно давил на черную кнопку, прислушиваясь, как гулким эхом множится стук по лестничным пролетам, как истерично звенит звонок по ту сторону двери. И терпеливо ждал, хотя ждать давно не имело смысла.
Горечь, скопившаяся в душе, начинала подступать к горлу, некуда было выплеснуть ее и некому облегчить непрерывное страдание. Хамзин не выдержал нарастающего одиночества в доме, населенном опостылевшими родными, ставшими чужими, и близкими, давно ушедшими на расстояние крика.
И он пришел к Полякову. Тот не дежурил сегодня, но должен выйти на работу утром, вот Хамзин и решил, что этим вечером его можно застать дома и поэтому не хотел верить в тщету свой надежды.
Бешеное терпение его было награждено металлическим скрежетом задвижки. Дверь распахнулась, и Хамзин поспешно перешагнул порог, словно боясь, что его не впустят. Поляков не удивился позднему гостю, молча отстранился, уступая дорогу, и так же молча закрыл дверь.