Баклан Свекольный - стр. 33

– Ничего себе-е-е… А ну, подожди…

… и вылетает из кабинета. Федя раздосадованно смотрит убежавшему начальнику вслед и, пожав плечами, по инерции, хоть и с потухшим энтузиазмом, бурчит:

– …септиллионы, октиллионы, нон… а! – машет рукой.

Решив, что на ближайшие годы числовых разрядов достаточно, Фёдор как ни в чём не бывало возвращается «к нашим баранам», то есть к вычитке. Отдельные слова подчеркивает карандашом. И не потому, что находит неточности, а так, для виду, мол, прошу не мешать, я занят.

Кабинет окутывает аура недоверия. Толстый очкарик Николай Андреевич Романченко, пришедший в науку от сохи, сипловато басит:

– Ну ты, Бакланов, даёшь! Хоть сам-то понял, чего нагородил? Шо ты опять выступаешь? – Романченко постепенно закипает. – Чё ты пыжишься? Ирудицию, понимаете ли, показывает! – кривляется, вызывая общее хмыканье.

– Ерундицию, – Валя не может не съехидничать, когда Фёдор подвергается наезду.

– И на кой тебе это надо, а? – не успокаивается Романченко. – Умного из себя корчишь?

Примакова ни гу-гу. Чутьё подсказывает ей, что не стоит к Бакланову проявлять категоричность. После утреннего позора, давшего понять, что в грамматике она знает не всё, Зинаида Андреевна относится к Фёдору без прежнего недоверия. Остальные усердно распекают того, кого тот же Романченко по-детски обзывает «Федя выскочка – в ж…е кисточка».

Неизвестно, чем бы закончилась эта психическая атака, если бы не Леонид Нехемьевич Кацман, доктор наук, возраста преклонного, невысокий, щуплый, с чеховской бородкой и в очках с толстенными линзами. Он единственный в институте, кто носит бабочку вместо галстука.

Леонид Нехемьевич – из недобитых советской властью интеллигентов. Из тех, кто не только помнит диссидентов-шестидесятников, но и сам состоял в их числе. Человек бесконфликтный. Истину доказывает словами, убеждая собеседника логикой и аргументами. Говорит мало, но по делу.

До сего момента Кацман сидел задумчиво, ни во что не вмешивался, делая пометки на листках, разложенных на столе. Прокашлявшись, он негромко замечает:

– Я сам этих чисел не помню, столько лет прошло. Да и не уверен, что мы их в школе учили. Но, мне кажется, Фёдор прав.

– Да кто прав, Нехэмыч? Шо вы городите? – раздражённо, чуть не криком, отзывается доктор Цветин, по хамству мало уступающий кандидату наук Романченко.

– Виктор Васильевич, вы будьте так добры, выбирайте выражения, – не повышая тон, в меру ядовито пресекает Кацман, – и я вам не Нехэмыч, а Леонид Нехемьевич. И когда вы ещё игрались погремушками, я получил первое авторское свидетельство.