Размер шрифта

Азиатская книга - стр. 50

2007–2023

ПЕСНИ ТАЙГИ И ТУНДРЫ

Новое «Олонхо» (из цикла «Песни тайги и тундры»)

Где недавно алас наш цвел,

ветер смерти все в кучу смел,

хамначит, взойдя на престол,

всех тойонов в могилу свел18.

Где стаканы мечут на стол,

а наутро в башке раскол,

огуречный лечит рассол,

там Срединного мира ствол,

малой родины мерзлый подзол,

славы воинской ореол —

полуворон-полуорел.

То ли в спину дует Эол,

то ли новости из радиол

долетели до крайних сел:

променяли сэргэ на кол,

«Олонхо» – на «Бардо Тхедол».

И куда б ты теперь ни шел,

не понять, где Эдем, где Шеол.

И стоит буриданов осел,

табунов небесных посол,

тщится меньшее выбрать из зол.

Бубен

До земли раздевается тундра,

до камней, до самóй мерзлоты,

где отходит припай.

В снах, навеянных рифмой «домой»,

обретайся, себя обретай,

но добраться до города трудно.

Свет, похожий на снег, все не тает.

И шаман – в телогрейке мужик —

с пьяным блеском толкает свой спич:

все свои, нет чужих…

Если ветер гудит, пока спишь,

значит, чьи-то следы заметает…

Дочь шамана глядит в обе линзы

мимо тех, кто стоит во дворе.

Две евражки в норе.

Заоконный простор белизны,

светодни-полусны —

по ту сторону детской болезни.

Он про «главных» заводит: нефтяник

и священник, бубнит, пришлый люд

паче климата лют. Но нальют,

чтоб на наш поглазеть колорит,

сам себе говорит…

Ветер с моря на ивы натянет

рябь и зыбь.

Расстояньем уменьшен

горный ряд. Серный пар.

Так пуста эта даль, что близка

отовсюду. И бубен-ярар,

медным звуком блестя,

по-шамански взывая к умершим,

все гремит

(и раскат самолета

сверху – эха взамен).

Все гремит и гремит, чтобы мог

в пустоте, где сдает глазомер,

путь найти человек. Или Бог.

Или – чьи-то следы замело там?

ДАЛЬНИЙ, ДИКИЙ, КРАЙНИЙ

В 2005 году Юрий Рытхэу приехал в Нью-Йорк на презентацию английского перевода книги «Сон в начале тумана». Мой приятель устроил ему чтение в Bowery Poetry Club19. Увы, официальная часть вечера не задалась: народу пришло совсем мало, разочарованный гость провел на сцене меньше десяти минут. Со вторым отделением, кулуарно-питейным, дело обстояло не в пример лучше. Сойдя со сцены, Рытхэу обхватил обеими руками бокал, наполненный красным вином, и залпом осушил. Мы решили не отставать. Когда разлили по третьему кругу, Рытхэу поднял неожиданный тост за японского писателя Кэндзабуро Оэ: «У него в романе главный герой называет себя поверенным китов. Это мне созвучно. Когда я был маленький, мне рассказывали, что человек произошел от кита. А потом учительница в школе огорошила нас теорией Дарвина. Все, мол, от обезьян. Я, помню, плакал. Прихожу домой, спрашиваю у бабушки. А она мне: „Ну, люди-то разные бывают. Англичане вот – от обезьян. А мы, чукчи, – от китов“. Вот Кэндзабуро Оэ, значит, нас понял».

Страница 50

На следующую страницу