Атаман - стр. 61
После артподготовки немцы пошли в атаку.
Пока оставшиеся в живых казаки протирали засыпанные землей глаза, выковыривали ее из ноздрей, изо ртов, немцы подошли совсем близко. Они передвигались короткими перебежками – падали, поднимались, бросались вперед и вновь падали – боялись казачьего огня. А казаки молчали – еще не очухались от артиллерийской обработки – и пришли в себя, когда немцы находились в пятидесяти метрах от окопов.
– Где пехота? – прокричал кто-то надорванно, с тоской и неверием в то, что видел.
Пехоты не было – генерал Орановский, разработавший эту операцию, обманул казаков, это было даже больше, чем обман – он предал их.
Семенов, тряся гудящей от разрывов головой, поймал на мушку карабина немца, что-то жующего на ходу. Немец шел неспешно, вразвалку, как на прогулке, видно, считал, что от казаков после артиллерийской обработки остались лохмотья, рожки да ножки. Сотник сощурился, смаргивая слезу, и нажал на спусковой крючок.
Выстрела Семенов не услышал – уши были забиты грохотом и звоном, увидел только, что немец перестал жевать и остановился, резко вскинув голову, будто хотел этим движением поправить каску, съехавшую на нос, глянул в одну сторону, потом в другую и повалился на землю.
– Один пишем, шесть в уме, – пробормотал Семенов хрипло, подхватил на мушку второго немца, суетливого, кадыкастого, в большой, похожей на семейный казан каске, из ее притеми поблескивали два светлых рысьих глаза.
Этот немец был полной противоположностью первому – он боялся казаков, стрельбы, пуль, что могут быть выпущены из окопа, где сидели русские, делал мелкие броски то в одну сторону, то в другую, то неожиданно пригибался и едва ли не животом ложился на землю…
– Во глист! – произнес Семенов с удивлением. – Нервный слишком! – Повел стволом карабина за «глистом» влево, потом вправо и выстрелил.
«Глист» взвился в воздух едва ли ни на метр, выронил винтовку, заверещал и легким колобком покатился по земле.
– Два пишем, пять в уме, – пробормотал Семенов. Ни выстрела, ни голоса своего он по-прежнему не слышал – уши были словно землей забиты.
Вокруг поднялась стрельба, выстрелы звучали вразнобой, беспорядочно – и хорошо, что хоть звучали, поскольку организовать залповый огонь было уже невозможно – казаки очнулись и теперь, тряся чубатыми головами, передергивали затворы винтовок и карабинов.
Сотник взял на мушку следующего немца – тяжелого, согнувшегося под плотно набитым ранцем, высовывающимся из-за спины, и широким раздвоенным посередине подбородком. Немец этот на ходу вскидывал винтовку и стрелял по окопу, на который шел, почти непрерывно – будто гвозди вколачивал.