Артефакты - стр. 30
У Влада, в отличие от Романовича, были узкие цепкие губы, острые скулы и до эффекта обезболивания мягкие скользящие прикосновения. Он постоянно проводил пальцами по лицу, уводил вынырнувшие пряди волос за уши и иногда сжимал шею. С ним хотелось оказаться сверху и действовать по командам, которые Влад не произносил вслух, а просто сообщал взглядом.
Когда мы уже надеялись, что Романович так и не придет, послышалась музыка: Алек выдернул наушники и включил свой традиционный плейлист… Музыка заглушала его шаги… Не знаю, сколько он стоял и смотрел, прежде чем зайти: Влад не дал мне обернуться. Все, что я почувствовала, – это холодные руки у себя за спиной и знакомое дыхание в ухо. Романович сильно сжал мои волосы, как будто силой перетягивая на себя, назад… Моментная ненависть – концентрированный феромон, ничто не дает такого импульса, как ярость.
Романович не смотрел на Влада, Влад – на Романовича. Их друг для друга не существовало, случившееся не обратилось поединком, где сцепились два самца, каждый выбрал зону своей юрисдикции и нехотя менялся местами. Романович пару раз укусил мочку уха до крови, я процарапала ему спину до анималистичного принта, Влад в этом плане оказался не у дел, но на него сыпалась вся показная нежность, доступная мне в тот момент. Его тело нагревалось от прикосновений, о него хотелось греться, от него хотелось остывать.
Мне в спину дышало прошлое. А передо мной лежало мое будущее. Так мы сплелись воедино – в «сейчас». Момент. Свобода. Что-то сиюсекундное и настоящее. Пьяное, липкое, за что будешь неизбежно винить себя, отчего будешь поеживаться, но в моменте – это выход в космос, за пределы морали и правил – иногда полезно не думать. Хотя бы так.
Так или иначе эта жизнь разделила нашу жизнь на «до» и «после», но не так однозначно и прозаично, как вы думаете.
И да, мне до сих пор не хочется думать, что Романович покинул мою жизнь навсегда. Может, он просто отлучился?
– Хрена себе! А что было утром? – спустя молчание Настя выдернула у меня из рук дорожную кружку и с откровенным негодованием обнаружила, что содержимое иссякло. Солнце, как пинг-понговый шарик, отскочило с поля и закатилось за горизонт. Подсвечиваемые облаками, мы становились осадком в бокале вечера.
– Дорогая, у тебя была кружка кофе с коньяком, а не бутылка. Так что расскажу, когда доберемся до Москвы.
Наш разговор был прерван поспешными шагами. Спустя одышку Романович нагнулся к коленям, потянулся и на выдохе произнес:
– Вашу мать, бабы! Вы куда сдристнули? Я весь поселок три раза объехал! – он помахал картой памяти.