Армитейдж / Armitage - стр. 10

ФЭЙ. Тогда научи меня. Его ты быстро окоротила. Научи меня, как это делается. Научи меня всему. Я учусь очень быстро.

РОЗАННА. Кто бы сомневался.

ЕВА. Императрица воды и ее пеликаньи дочери.

(Сцена темнеет. Гроза)

МАРГАРЕТ. В 1818 году, когда мне было семнадцать, а Элейн пятнадцать, мы проснулись ночью, и шел очень сильный дождь, и сверкали молнии, и гремел гром, и мне полагалось оберегать остальных, потому что я была старшей, а мама к тому времени, по большей части замыкалась в себе, бродила по дому и сочиняла какие-то странные стихи. Так что мы, Элейн, я и наш брат Джонни, его тогда было восемь, могли надеяться только на себя. Но я испугалась, в те дни я всегда чего-то боялась, а вот Элейн – нет. Она как раз ничего и никогда не боялась.

ЭЛЕЙН (подходит к кровати МАРГАРЕТ и утешает ее). Не плачь, Маргарет, гроза не причинит тебе вреда. Это всего лишь Бог, а Бог никогда не причинит тебе вреда, потому что ты такая красивая, а Бог никогда не причиняет вреда красивым людям. Это закон.

МАРГАРЕТ (когда ЭЛЕЙН ведет ее вниз по лестнице). И она взяла меня за руку, и повела вниз по лестнице, в темноте, и за дверь, в дождь. Я испугалась и метнулась назад, а Элейн смеялась и стояла под льющим как из ведра дождем, среди грома и молний, и ее ночная рубашка промокла, и прилипла к грудям, и ее длинные волосы намокли, но она плевать на это хотела, а из окна под крышей кто-то наблюдал за ней. Это был Зах Пендрагон. И его глаза сверкали при вспышках молний, как глаза вервольфа, и он наблюдал, как она танцует в грозу и смеется, и он не произнес ни слова.

ДЖОН. Элейн?

ДЖЕЙМС. Элейн?

ФЭЙ (смотрит на ДЖОНА). Что? О чем ты думаешь? Что там произошло?

(ЭЛЕЙН стоит по центру авансцены, закинув голову. Все остальные смотрят на нее).

МАРГАРЕТ. Поздним летом 1805 года мама, папа и Зах Пендрагон взяли меня и Элейн на пикник к северу от города. Мне было четыре года, Элейн – два, и мы играли среди луговых цветов, тогда как взрослые сидели и разговаривали под дубом, посаженном давно умершим датчанином, и уже тогда среди них взошли хрупкие ростки предательства. Все это напоминало райский сад из моей книжки с картинками.

ЕВА. Лето умирает.

ДЖЕЙМС. Оно до смерти нам наскучит, если не умрет.

ЕВА. Зах, я думаю, это твой долг – поднять настроение Джеймсу. Я надеялась на пикник, но он только загоняет его в философскую тоску. Он все еще в депрессии из-за того, что этот ужасный Аарон Бёрр остался на свободе после убийства бедного мистера Гамильтона.

ЗАХ. Если он в депрессии, то напрасно. Бедный мистер Гамильтон сам напросился.