Аркадия - стр. 21

– Наверное, я хотела сначала увидеть всё сама.

– И как прошло?

– Очень неловко... Нет, просто ужасно! – выдохнула я, подхватила кошку, по закону трамвая успевшую занять мой стул, и усадила её на колени. – Он… он выглядит плохо…

– Мира, сейчас он выглядит лучше, чем когда-либо за эти шесть лет. – Тётя Агата протянула руку и на мгновение сжала пальцами моё плечо. – Понимаешь?

– Вот только желанием общаться со мной он явно не горит. Я не ждала, что будет просто, но это было так… так… – Я снова выдохнула, отчаявшись подобрать нужное слово, чтобы описать вчерашнюю встречу. – Мне даже показалось, что легче найти подход к волку, чем к нему. Кстати, откуда волк? Почему волк? Это, вообще, настоящий волк?

– Вполне настоящий, – покивала тётушка. – Пару лет назад местные рыбаки поплыли на ту сторону залива, и я уж не знаю, по каким они там кустам лазили и сколько самогона выпили, но вернулись с волчонком. Как так вышло, объяснить не смогли: он, видимо, бутерброды с твоей драгоценной колбаской унюхал, забрался в лодку, наелся, пригрелся и уснул, а пьянчужки его заметили, только когда здесь выгружались. И что делать с ним – непонятно, человеком уже пропах. Вот и отдали Илье, чтоб обогрел, приручил, одомашнил. Он как раз тогда один остался, Вера уехала.

– Куда уехала?

Я хорошо помнила маму Ильи – миловидную молодую женщину с сияющими глазами. Она работала в доме отдыха, обожала расспрашивать туристов о жизни в больших городах и умела мастерски изображать деву в беде. А ещё шила платья из цветастых отрезов советской ткани на старой ножной машинке, плела пушистые венки из диких трав и любила поймать Илью во дворе или даже на людной поселковой улочке, закружить в танце, а на его смущённое «Мам, ну музыки же нет» неизменно отвечала звонким «Именно!» Последний раз я видела её в больнице: она кричала, что я отняла у неё самое дорогое в жизни.

– Очаровала какого-то арийца, он её и увёз к себе в Германию, – рассказала тётя. – Они вроде бы звали Илью с собой, но он отказался, прирос к этому месту.

– А дед Митяй?

– Он умер ещё в том году, вскоре после… – Тётя Агата запнулась, бросила на меня короткий взгляд и принялась разливать чай по чашкам, но я поймала несказанное слово: после аварии, вскоре после аварии. – Ему тогда хорошо за девяносто было, ты сама понимаешь, он же Илюшке прадедом приходился.

– Остался совсем один… – задумчиво пробормотала я, разглядывая сиротливо кружащую в чашке ягоду.

– Он неплохо справляется. Правда.

– Ходит…

– Да, ходит. – Тётя Агата снова сжала пальцами моё плечо. – Не вини себя.