Размер шрифта
-
+

Антропология и современность - стр. 4

определить, какие стороны нашей духовной жизни можно отнести к общечеловеческим, а какие – к обусловленным непосредственно нашей культурой. Благодаря этнологическому знанию мы можем не только достичь этого понимания, но и взглянуть без предубеждений на нашу собственную цивилизацию».

Жизнь Боаса кипела от многочисленных разногласий, и одно из них касалось устройства музейных коллекций: Боас твердо отстаивал свою классификацию экспонатов по принципу географии и племенной принадлежности, выступая против сторонников традиционного деления артефактов по их типам. Он полагал, что, помимо прочего, музеи должны «просвещать и развлекать», а этнологические коллекции необходимо представить таким образом, чтобы они показывали образ жизни народа, а не научные типологии. Его принципы одержали победу во всех американских музеях (кроме Национального музея США), а также во многих музеях Европы. Таким способом – одним из многих – Боас стремился при помощи антропологии высвободить человеческий разум из оков традиционного мышления, знакомя публику с разными, связанными друг с другом образами жизни.

Боас был воспитан в духе либерального романтизма, благодаря которому мир увидел Карла Шурца и философов-анархистов XIX века. Он был абсолютный протестант – превыше всего ценил независимость, уважал исключительные возможности каждого индивида. Он верил, что человек есть разумное животное и что он может, при постоянстве усилий, освободиться от суеверий и всего нерационального, дабы вести благоразумную и осмысленную жизнь в добропорядочном обществе. Впрочем, он прекрасно понимал, что для достижения этой цели человечеству предстоит пройти еще долгий путь. Этим отчасти объясняется его непреклонное противостояние Фрейду и всему психоанализу с его трагическим взглядом на жизнь и принятием нерациональности как неотъемлемой части человеческого бытия. В последние годы жизни – он скончался во время Второй мировой войны – картины накатывающих волн ненависти и войны повергли его в глубочайшее уныние. Но, несмотря на чувство беспомощности, вызванное возрастом и недугом, ничто не поколебало его веры в человека. Однажды его коллега сказал, как это, должно быть, трудно для их студентов взрослеть в самый разгар Великой депрессии, находясь под угрозой войны. На что Боас ответил: «Будь я молод, я бы что-нибудь сделал». Он всегда сохранял активность.

«Что-нибудь сделать» значило для него использовать его науку во благо человека. Целью своей он считал просвещать человечество посредством антропологии. Он был неутомимым лектором, хотя и не любил публичных выступлений, а от частичного паралича ему бывало трудно говорить. Он без устали писал в различные научные журналы и в средствах массовой информации, был постоянным автором «писем в редакцию». Его влияние как преподавателя бесценно. Благодаря ему антропология в Америке обрела статус науки. Его студент в Университете Кларка Александр Фрэнсис Чемберлен стал первым, кто получил докторскую степень по антропологии в американском университете, и на протяжении более сорока лет едва ли не каждый американский антрополог находился под прямым или косвенным влиянием Боаса. В ранние годы Ф. Боаса в Колумбийском университете среди его студентов значились такие выдающиеся антропологи, как Альфред Крёбер, Роберт Лоуи, Александр Гольденвейзер, Эдвард Спайер, Кларк Уисслер, Пол Радин, Лесли Спир. В 20‑е годы ХХ века его студентами были Рут Бенедикт, Маргарет Мид, Мелвилл Дж. Херсковиц и Отто Клайнберг, а также целая плеяда менее знаменитых ученых, которые организовывали кафедры и проводили свои исследования по всему миру. Боас был суровым преподавателем – он не шел на уступки невежеству. Он не предоставлял своим студентам списков литературы для прочтения и всяких пособий. Свой курс по биостатистике он начинал так: «Полагаю, вы все знаете исчисления. Если нет – научитесь». На семинарах он задавал читать книги на голландском и португальском языках; ни один студент не осмелился бы сказать Боасу: «Я не понимаю голландского». Так или иначе, такой студент учился справляться. Боас редко предлагал темы диссертаций: если за два года изучения антропологии студент не отыскал проблему, которую хотел бы изучать, то он не стоил того, чтобы им заниматься. Ф. Боас обсуждал со студентами вопросы общего порядка, но не комментировал и не читал неоконченных работ. В своей критике он был краток («Вы упустили самую суть!») и почти никогда не хвалил. Чтобы выжить, надлежало быть стойким, независимым и целеустремленным. Он был строгим учителем и строгим человеком. Однако, несмотря на кажущуюся сдержанность, он искренне заботился о своих студентах, об их жизни и карьере, впрочем, по большому счету имел свое представление о том, что для них будет хорошо. Хотя он ценил независимость, порой был авторитарен. Он устраивал им поездки в поле, подыскивал работу и глубоко уязвлялся в случае отказа. Но ничто не могло поколебать его преданность студентам, как бы сильно он их ни осуждал. И хотя некоторые студенты жестоко ссорились с ним, как из-за научных, так и личных вопросов, никто из них никогда не терял к нему уважения и преданности. Сплоченные духом единства, они вместе боролись за утверждение их науки и возможность заявлять о своих идеях. Сейчас едва ли удалось бы создать узы, столь тесно связывающие учителя со студентами и студентов между собой.

Страница 4