Алмазная гончая - стр. 16
Шершень лишь хохотнул в ответ, за что извозчик покосился на него с укором. Но через Лайю все-таки повез, хоть и со спины было видать: не врет, в самом деле боится. А вот малютка Кэй не боялась, не дергалась даже. Откинулась на жестком сиденье и вновь стала полями любоваться. Как раз проезжали места, где росли желтые цветы, на шары похожие, которые священники по праздникам любят вешать на алтари, на статуи, ну и на себя заодно.
Нравятся они церковникам, а ведь она тоже из них, вот и глядит, не оторвется, по дому наверное скучает. Шершень решил нарвать ей охапку при случае. Может, улыбнется.
– Когда будем въезжать в село, никаких пистолетов, – неожиданно сказала Кэйлани, напрочь убив весь настрой. – Не понимаешь, о чем я? Я тебе не позволю размахивать оружием перед теми, с кем намерена договориться мирным путем.
– Пф! И о чем, интересно, тебе с ними договариваться? Сплетни собирать? Этим можно заняться ближе к Дельте, да хоть на Станции Три, а не якшаться со всяким отребьем... – Он осекся, встретившись с ней глазами. Упрямо свел темные брови. – Не отдам. Это мои лучшие друзья. Единственные друзья! Да я без них все равно что без рук! К тому же они – наш весомый аргумент.
– Аргуме-е-ент, – протянула она насмешливо. Где только дикарь нахватался умных слов! – Разве я велела их отдать? Спрятать! Не раздражать местных. Ясно?
– Угу, – отозвался наемник.
Спорить было некогда – подъезжали к околице. Вот она, главная и единственная улица в Лайю. Широкая и безлюдная. Тянется до самой церкви, заканчиваясь площадью, сердцем деревни, где созывают совет общины, играют свадьбы, провожают в последний путь. А столб, все еще увитый полинявшими обрывками лент после какого-то гуляния, раньше был позорным столбом, пока местные власти не лишились права вершить суд и расправу. С тех пор провинившихся увозят для наказания в центр провинции.
Кэйлани внезапно пришла в голову странная мысль: столб вовсе не потому не стали убирать, что поленились или решили использовать для иных нужд. Нет, он так и остался местом казни и пыток, просто ждал своего часа, замаскированный лентами и цветами...
– Из повозки не выходим. Резких движений не делайте. И вообще ничего не делайте, пока я не велю, – тихо сказала она, глядя, как на площадь один за другим выходят селяне. – Говорить буду я. Не будете мешать – все пройдет хорошо.
Шершень молча наблюдал, как мужики собираются в толпу напротив. Вооруженную толпу: ружья, самопалы, длинные ножи для рубки тростника, вилы... Вилы? Они это серьезно?
Он хмыкнул и поймал обжигающе ледяной взгляд Кэйлани. Та сидела с надменным лицом, вытянув спинку, и ждала, когда все желающие соберутся, а смешки и перешептывания смолкнут. Ни тени волнения, будто не со злобными оборванцами собралась говорить, а с поклонниками из аристократов. Шершень решил молчать и не вмешиваться, пока не станет жарко. Пусть развлекается, глядишь, в другой раз будет умнее и объедет такое место стороной.