Александр III. Истоки русскости - стр. 66
Мы, не имея подробных описаний встречи Александра Александровича и Великого князя Владимира в Мышкине, прибегли к рассказу об атмосфере такового события в Ярославле, справедливо полагая, что она по всем обстоятельствам соответствовала встрече у нас. А может быть, в малом уездном городе непосредственности, трогательности и взволнованности было и ещё больше.
Как лучше завершить эту часть нашего повествования и в целом весь мышкинский раздел нашей книги? Наверное, словами о том, что в век Александра III во всей России, а особенно в её Провинции, были не утрачены и не поколеблены вера в светлое величие верховной власти и чувство царского единства русским простым всенародством. И тринадцатилетнее правление Царя-Миротворца достойно поддерживало и укрепляло эту веру и это чувство. И в следующей главе нашей книги мы постараемся быть внимательными ко всем главным делам и средствам, которыми это достигалось.
Главные дела и средства
В предшествующей главе мы коснулись вопроса желательности хорошей связи правителя с обществом своей страны и высказали сомнение, что в России второй половины XIX столетия такое общество, кажется, ещё не сложилось. (Не только выкристаллизировалось, но даже и не оформилось достаточно ясно…) Неким гражданским обществом желала заявлять себя тогдашняя российская элита. Но если вести речь о ней, то она совсем не являла собой хоть бы заметного идейного и мыслительного единства. Отчетливо просматривались лишь три совсем не единых общественных настроения. Попробуем разглядеть основную суть каждого из этих «течений».
Очевидно, сразу нужно сказать, что большая часть творческой интеллигенции (а особенно писатели) откровенно сочувствовали революционерам и желала скорых революционных перемен. Она считала террористов-народников провозвестниками желанного нового мироустройства. Им сопереживали, их жалели, им покровительствовали и нередко весьма серьёзно помогали.
Ярчайшими выразителями этого сочувствия, кажется, можно назвать великого писателя Льва Николаевича Толстого и выдающегося русского философа Владимира Сергеевича Соловьева. Их обращения к императору Александру III – это подлинный манифест всепрощения террористам и полного признания их едва не богоблагосклонности.
Сегодня, когда мы располагаем гражданским горьким опытом русских революций, мы можем ясно понимать, какое громадное дезорганизующее влияние эти люди оказывали на русскую интеллигенцию, а особенно на её разночинную часть, по сути даже интеллигенцией ещё на ставшую.
Очевидно, нужно особо остановиться на личностях знаменитых авторов обращений к императору. Мы не сможем чего-либо нового или весьма существенного добавить к образу Льва Николаевича Толстого, к его величайшей знаменитости для всей читающей России. Но непременно мы должны сказать, что сегодняшний день отчетливо показал глубину гражданско-христианских ошибок великого классика. За великой истинной любовью к ближнему он не смог рассмотреть ещё более великую истину любви ко всей России.