Афоня - стр. 2
Спустя некоторое время, к столу начали медленно и степенно подходитьтпотные, угрюмые и патлатые2 казаки – поселенцы, ополоснув руки из зеленоватого, выполненного из сплава меди, рукомойника, вытерев руки о холщовые рубахи, перекрестив лоб, садились за стол. На каждых пять казаков Афоня наливал полную чашу ухи. За стол село около двух десятков человек; у строящегося острога осталось два стражника, размерено вышагивающих вокруг новостройки, по самому гребню земляного вала. На всех казаках – поселенцах были холщовые рубахи – зипуны, и только Киса Кованый – тёмноволосый гигант, был в красного цвета шёлковой рубахе. На ногах красавца – сафьяновые сапоги. Остальные казаки носили ичетыги3 или обычные для россиян – лапти. После того, как в чашках на столе осталось менее половины наваристой ухи, казаки постепенно, реплика за репликой начали неспешный разговор.
– И-и-и, вот, язва, – открыв широко, в самой толще рыжеватой бороды, рот, залезая в него толстым, с почерневшим ногтем, указательным пальцем, начал ругаться плешивый, с округлым лицом и мясистым носом Трофим Вятич, – кость о-о-о… Тьфу! – Вытащив с трудом рыбью кость, он всё же продолжал возмущаться, – Где ты, Звонарь, такой рыбы на уху нахапал?
– Знамо дело – в Сылве! – спокойно и кротко ответил Афоня, стоя за спиной евших уху казаков.
– Да, ты – Звонарь, охреначь его по плешине половником, чтобы не кукорился! Ишь – подай ему осетрину! – отреагировал на это Киса Кованый.
– На Волге, где я полевал шесть лет с Савой Болдырем, такую рыбу собакам не давали, – выходя из-за стола, продолжая ковырять пальцем во рту, ругался Трофим.
– Может вернёшься? – съехидничал, с широким розовым рубцом на лице – от правого уха до рта, – смуглый поселенец Охрим Барабаш.
– На висилицу! Что – ли! – И тут же добавил. – Желания нет; там нам Царь-батюшка приготовил только смертное угощение…
– Вот – вот, – рассуждал Охрим, – здесь ты уже и бабой обзавёлся и жить на земле решил спокойно и сытно, чего ещё надо?
– Чего? – охрипшим грубым басом, отложив пустую уже чашку с ложками в сторону, отметил, вступил в разговор русоволосый с ярко – голубыми глазами казак. – Баба – дело не хитрое: из прошлого похода на вогулов два десятка их в полон взяли: кому любовницей стали, а кому и жена… Наших московитских баб здесь трудно сыскать; считай половина казаков с ними – вогулчанками живёт. Вот даже Звонарю предлагали одну очень «мягкую» телом вогульчанку, – отказался… Ещё, видать, не ведает, какой «антерес» у бабы под рубахой!