Абрамцевские истории - стр. 8
Одевалась княгиня Юлия просто: обычно тюлевый чепец, тафтяное платье да шёлковый палантин или громуар, или гро-де-тур.
Всегда летом у неё гостила любезная подруга – Татьяна Романова, рода хорошего, свояченица Дашковой. Мы их так и звали – les deux amies[1]. Да, забыла одну особенность у князя. Подумать, ну не любил он французов. Их он не видел, в заграницах не бывал, языкам не был обучен, но вот не любил французов, вишь ты! И спрашивала я его, может, кто его ребёнком обидел, но молчит или ответит по-своему: «Алла знает». Вот уж странный народец. А Ольга Ивановна сделала предположение, что, может, его в детстве француз какой на зависть подтолкнул, а кто завидует, тот известно любви к предмету зависти не питает.
Я всё это тебе так подробно описываю, сударь мой, голубчик, что мы соседствовали ладно да дружно года два или три – уж и не помню сколько. Только дом их был на широкую ногу, редко за обед садились менее двадцати человек, а уж я с Ольгой Ивановной была привечена особо. Да ладно ли, на первое было две-три перемены, да два холодных, да два жарких, да четыре соуса и конфекты разные с кофием обязательно. А уж княгиня всем любезность окажет, никого вниманием не обнесёт.
Князь Арсен уж до чего бывал весел: как пустится в пляс с кинжалом, да с криком – вот уж потеха. Я упомянула Оленьку – девушка хорошая и со мной живёт уже шесть лет, али и поболее. И собой ничего, и Смольный закончила, и рода неплохого – Орловы, но не в свойствах Григорию Алексеевичу Орлову – они сами по себе. А уж сколько я её замуж выдать хотела – нет да нет. «Не невольте меня, тётенька, мне у вас ладно». И языки иностранные знает. Говорили, в Смольном у неё случай с покойным государем получился. Ну, да это бывало, такие времена были. А всё лучше да честнее, чем это твоё время, скажу тебе, племянничек мой, прямо.
Другим любезным соседом был граф Нойман Вольдемар. Он владел большим селом Репиховым и усадьбу устроил на иностранный лад. Был он домовитым, людей держал в строгости, и именья его доход приносили ему изрядный. Одна слабость у него была – лошади. Уж все выезды были у графа, как на подбор; и как подъедет к нам в Глебово в три цуга – что лошади, что ездовые, что гайдуки сзади – просто загляденье. Моя Оленька, как увидит, так и ахает. А я примечаю, да, не таясь, скажу: «Нет, милая моя, и не думай, граф – человек женатый и степенных правил, не вбивай себе в голову пустое». Да и супруга у графа была хорошего рода, и сын рос благонравным и воспитанным вьюношей, учился в Москве, в поместье наезжал летом. А дом вела супруга графа – имя вот запамятовала, но помню, хороша собой и умна была, всё с моей Оленькой петербургские сплетни обсуждали. Граф дела-то вёл свои отменно: и людей держал в строгости, и в хозяйство всё новое, что в журналах вычитывал, тут же применял. Хорош был хозяин граф, даром что род его какой-то непонятный – караим. Кто они такие, мне толком никто рассказать не мог, только говорили, мол, что из Крыма они, знатного рода взяты в Литву, а оттуда уж с Литовской княжной приехали в Россию.