Абрамцевские истории - стр. 10

Сумневаюсь, но плюнул на всё это Марк-Мосейка и уехал с горя в Германию, то ли куда ещё в Европы, да нам и не больно надо. Только знаю я точно, что как кому денег надо, так мужики, да и почище народ – все к Марку. А теперь и жалеют. Вот так всё в России, племянничек, как кто хорошо стал жить – ну съедят, жить не дадут. Такой уж мы народ, даром что богатства через край, а толку чуть – вон нищих у папертей сколько!

Так бы жили, только стала я примечать, что у князей – соседей моих – как-то всё постепенно переменилось. Князь Арсен вдруг пристрастился к охоте. Как утро, так соберёт людей да конюхов, да собак – и в поля. Зайцев у нас видимо-невидимо, лисы, кабаны, и волки шастают, вот князь и гоняет их по полям. Только больше как увидит полянку какую, так сразу: «Стой!» Все уже знают: сразу шатёр разбивают, ковёр, кресло и серебряную чарочку. Посидит князь, с егерем поговорит, да и дальше до следующей остановки. Завёл моду в деревеньку Глебово мою наезжать. Присмотрел там дворовую девку Лидку, определил её (с моего согласия) играть на инструментах музыке разной, право беда. Это вроде в наши времена и не страшно больно, девка за честь должна считать, что князь к ней наезжает, но всё – не порядок.

Я князя отчитала, а он и говорит мне, что де княгиня его в строгости держит, за посиделки да гулянки в трактире у Мосейки выговаривает, вот он охотой и спасается. И воздух здоровый, и покоя больше. Может, он и прав, кто ж мужчин до конца разберёт, Бог один. А к княгине Юлии зачастил граф Нойман. Он и раньше, по дружбе, заезживал попросту, а здесь, как утро, он уж у ворот. И Юлия вся рдеет, как маков цвет. Нужно сказать, что Юлия – княгиня крепенькая, в теле, а щечки – ну как два яблочка, свежие да румяные. Однажды в Москве была она на обедне, а рядом губернатор, в те времена Сперанский. И так ему, видно, Юленька глянулась, что он не удержался, да и скажи: «Ах, сударыня, так и хочется вас ущипнуть за яблочко». И что Юлия поняла – неизвестно, только она чуть в обморок не упала и всё за груди держалась, такая-чудачка. Вот Нойман и зачастил к Икразовым, да и, видать, непросто. А узналось потом, что он просил Юлию его домогательствам уступить и с ним соединиться навек. И серьёзно это дело повёл, горячий, всё-таки крымская кровь. Перво-наперво отправил супругу свою с сыном в Италию. Сыну де изучать язык нужно, а супруге дал наказ подобрать для усадьбы Репиховской и московского дома статуи мраморные мужиков, баб, и чтоб аллегории разные были. Это не то что теперь, раз – и поехал в Европы. Он снарядил две подводы да дворни дал человек десять.