А потом я проснусь - стр. 55
— Это ты в Иркутске набрался уличных манер? — продолжает глумиться Сойка, недобро сверкая глазами. — Папа-то за это по головке не погладит.
Ему удивительно метко удается надавить на самые чувствительные мои точки: напомнить о диктаторских замашках отца и обижать при мне девушку. И не просто девушку, а наивную девчонку, которая ровным счетом никак его не задела и которую я, к тому же, представил как свою подругу.
Три. Целых три плевка в мою сторону.
— Да чего ты внимание на него обращаешь, Алан? — бормочет Ярослава, дергая рукав моей рубашки. — Сам же сказал, что друг твой малость с отклонениями. Пожалеть его только можно, убогого.
Такие уговоры раздражают меня не меньше Леликовских, просто потому, что они не имеют смысла. Вывылочь Сойку на улицу и сказать ему все, что думаю — мое единственное желание. Дальше — как пойдет.
— Папа может по голове меня и не погладит, но если я тебе минут через пять челюсть выломаю — твое заявление ни в одном отделении не примут, — едко цежу я, перенимая его издевательский тон. — За всю жизнь дважды к нему обращался. Эта просьба будет третьей.
В этот момент я искренне верю в сказанное. Никакие последствия в виде огласки или появления ментов меня не остановят. Если для того, чтобы разукрасить морду Сойки нужно приползти к отцу на животе — я это сделаю.
Даже в темноте заметно, как багровеет его лицо. А ты как думал, дружок? Что это игра в одни ворота? Ведешь себя как сука, будь готов, что и тебе ответят тем же. Твою-то задницу никто не прикроет. Ну подергает отец старые связи, но едва ли среди них найдется тот, кто посмеет подвинуть Волынского.
Грохнув бокалом по столу точь-в-точь, как я недавно, Сойка встает. Я встаю тоже, чтобы не дать ему ни одной лишней секунды нависать надо мной.
— Блин, ну вот что такое, — жалобно бурчит Ярослава. — Стоит нам оказаться вдвоем в клубе, как начинается мордобой.
Не был бы я так напряжен, от души бы посмеялся такому наблюдению. А ведь правда. Мы с ней знакомы от силы полторы недели, а я уже дрался чаще, чем за всю мою жизнь.
— Треш какой-то, — доносится ворчание Лелика, пока мы с Сойкой друг за другом выходим из-за стола.
— Я с вами, — подает голос молчавший Горлик и тоже поднимается. — В качестве секунданта.
— Сиди, — отрезаю я, стараясь вложить в голос всю свою непреклонность. — Тут человеку один на один нужно выговориться.
Сойка фыркает. Ну, по крайней мере, уже не воет по-шакальи. Не помню, в курсе он ли нет, что я занимался боксом. Это одна из немногих полезных вещей, на которой настоял отец. Как ни крути, помогает чувствовать себя увереннее.