А между тем - стр. 18

Заполним форму: год рожденья –

То бишь начало наважденья,

Начало бреда или сна…

Задача, кажется, ясна.

А в той графе, что ниже даты,

Дадим свои координаты;

Левее – пол; каких кровей

Укажем ниже и правей,

И роспись. Что, теперь яснее

И жизнь и как справляться с нею?

Осыпается жасмин, осыпается…

Спит душа моя и не просыпается,

Видит белого жасмина цветение…

Впрочем, то ли это сон, то ли бдение,

То ли это сна и яви свидание…

Видит белых лепестков увядание,

Видит как они на землю – увядшие –

Опускаются, как ангелы падшие.

Все страньше и страньше…

«Алиса в стране чудес»

Все страньше жизнь моя и страньше,

Ещё странней она, чем раньше,

Ещё причудливей, чудней,

Еще острей тоска по ней –

– Чудной и чудной. Что же дальше?

А дальше – тишина, стена…

Смотри-ка, лампа зажжена

В чужом окне, где жизнь чужая

Проходит, старый провожая

И привечая новый миг.

Попробуй не сорвись на крик

И не воскликни: «Стой, мгновенье,

Постой», но ветра дуновенье

Возможно ли остановить?

Сухие губы шепчут: «Пить».

А может, «Жить». Дадут напиться,

Но жажда вряд ли утолится.

И длится бег ночей и дней,

Чей тайный смысл все темней,

А видимый и чужд и странен…

Любой из нас смертельно ранен

И мучим жаждой без конца,

А из тяжелого свинца

Небесного все льют живые

Живые воды дождевые.

Откуда ты?

Как все – из мамы,

Из темноты, из старой драмы,

Из счастья пополам с бедой,

Из анекдота с бородой.

Ну а куда?

Туда куда-то,

Где все свежо: цветы и дата,

И снег, и елка в Новый год,

И кровь, и боль, и анекдот.

Дождь идёт да идёт

от зари до зари,

Дождь идет, а по лужам

снуют пузыри,

И с небес и с ветвей,

и с любого листа,

Дождик капает, будто бы

краска с холста.

Что за живопись. Бог мой,

и как не нова!

Кто не видел, как мокнет

под ливнем трава,

Кто здесь не был, и не жил,

не ведал страстей,

И в руках не сжимал

колонковых кистей.

Во влажные кусты жасмина

Лицом зарыться, в белый куст,

И ничего не знать помимо

Того, что день, как небо, пуст,

Как небо, пуст, как небо, светел.

«Ты кто?» – спросила я его, –

«Среда? Суббота?». Не ответил

Мне день тишайший ничего.

«Который час? Число какое?», –

Спросила. Он не отвечал,

И я оставила в покое

Его, чтоб он не осерчал.

А он сиял, сиял и длился,

Не зная рамок и тисков,

Пока однажды не пролился

Дождём бесшумных лепестков.

Эпитафия на смерть минуты.

22 июня

«Пространство певучее светлое,

Останься певучим и светлым», –

Твержу, хоть и знаю – заветное

Желанье является тщетным.

И стрелка, всегда неуёмная,