8 марта, зараза! - стр. 9
Лысый буквально раздирает ту дурацкую юбку, в которой я сегодня дефилировала по кабинету Асхадова. Блуза тоже через несколько секунд становится лишь куском тряпки…
– Ты такая хлипкая, – ухмыляется лысый. – Кожа да кости. Подержаться не за что. Три члена сразу для тебя будет серьёзным испытанием. Та что готовься, девочка. Сейчас будем тебя драть! Гасим, ты же любишь невинные попки. А я, так уж и быть, займусь её целкой. А ты, Шаво, её ротик заткнёшь.
И сознание всё-таки почти покидает меня, когда грязные похотливые ручищи начинают шарить по моему телу.
Я пропускаю тот момент, когда на арене появляется ещё один игрок. Просто его голос – холодный и острый, как ледяной клинок, прорезает пространство и отрезвляет:
– Убери. Лапы. От. Моей. Женщины.
Чеканит. Вбивает каждое слово.
Насильники даже отпускают меня, падаю на пол, и могу видеть его.
Снизу – смотрю на бога, явившегося в мир смертных.
Какой же он высокий! Не ниже этих амбалов. И плечи широченные. Вот только вовсе не выглядит шкафом, как они. Наоборот – стройный, даже изящный. Но мощь от него идёт такая, что всех в комнате к полу прибивает. Отец от одной его энергетики начинает скулить.
Гектор Асхадов собственной персоной.
В костюме от кутюр, белоснежной рубашке и начищенных до блеска туфлях.
Свет лапы разливает золото по тёмно-русым волосам. Они почти горят, искрятся, сверкают. Ореолом.
Только в глазах – арктический лёд.
А ещё ладони у него очень красивые. Пальцы тонкие, длинные, аристократические. Сейчас они сжимают пистолет.
… их пятеро, он один…
… им страшно, ему нет…
– Асхадов, – начинает лысый, примирительно вскидывая руки, – ты не кипишуй. Мы её не тронули. И если девка твоя – может, и бабло за неё отдашь.
– Это не твоё дело, Семён, – низкий голос Асхадова остужает атмосферу. – А наше с Ржавым. Мы и решим. Вымелись отсюда. Живо. Все.
Он не повышает голоса ни на йоту. Просто бросает слова. Но… словно мечет ножи. И все они попадают в цель – амбалов как ветром сдувает.
И лишь когда они уходят, я вспоминаю, что у них тоже были пистолеты. Но они офигели так, что забыли об оружие. Впрочем, как и я.
Сижу почти голая на полу, всклоченная, зарёванная. Смотрю на него – безупречного, идеального, изысканного. И понимаю – влюбилась. По уши. До звёзд в глазах. Безвозвратно.
Асхадов же с некоторой брезгливостью созерцает тело, распростёртое у его ног. То есть меня.
И на меня – поздним откатом – набегает цунами стыда. Погребает, утаскивает в бездну, где хочется только выть, обняв коленки. Я сейчас, наверное, отвратительно-жалкая. И обнажённая! Перед почти незнакомым мужчиной! И он видел, как меня лапали!