8 марта, зараза! - стр. 11
– Мне надо переодеться. Я быстро.
– У нас нет времени даже на ваше «быстро». Бегом в машину. Не заставляйте меня жалеть, что я опять влезаю в грязные делишки вашей семейки.
Через мои усталость и отчаяние всё-таки пробивается злость. Хватит мне унижений на сегодня!
– Мне вообще интересно, почему вы вдруг надумали нам помогать?
– Передумать обратно? – смотрит в упор, к полу взглядом приколачивает. Пытается достучаться до рациональной меня. Той, которая ещё способна вынырнуть из творящихся вокруг хаоса и жути. У него получается.
Киваю. Поднимаю ключи. Иду к двери.
Машинальные действия.
Асхадов прав в своём невысказанном: какое дело, что обо мне подумают соседи? У меня отец связался с бандитами! Моя мать в больнице! Меня чуть не изнасиловала толпа поддонков. Пробежать почти голой в одном мужском пиджаке через подъезд – это сущие пустяки по сравнению с тем, что уже случилось.
Руки дрожат, я не могу попасть в эту кнопочку с открытым замочком. Наконец, пульт тихо пиликает, сообщая, что машина открылась.
И почти сразу же появляется Асхадов, волокущий моего отца, как куль. Тот пытается упираться и, еле ворочая языком, тем не менее костерит нашего спасителя.
Белоснежная рубашка Асхадова вся в пятнах крови.
Он заталкивает отца на заднее сидение – широкое, как диван. И командует:
– Алла, в машину! И держите его.
Сам же садиться за руль.
Ещё одна новость для меня – раньше считала, что такие крутые типы передвигаются только с личным водителем.
Асхадов плавно выруливает, а я устраиваю голову отца у себя на плече. Мне всё ещё его жалко, хотя и зла на него неимоверно. Но невозможно столько лет любить человека, считать его самым лучшим, и вмиг разочароваться. Ты все равно будешь находить хорошее... Упрямо. Раз за разом.
Глажу отца по волосам, успокаиваю, будто он – мой ребёнок, а не наоборот. Папа то проваливается в забытьё, то приходит в себя и начинает плакать и просить прощения. Баюкаю его, а сама думаю, что и на Асхадова я не могу злиться до конца. Потому что… он не купил меня, он меня… спас. Мой герой.
И пусть он такой – колючий, резкий, холодный – от этого только привлекательнее.
Бросаю взгляд на дорогу и вдруг понимаю – мы едем не туда.
– Поликлиника же в другой стороне! – слова вырываются прежде, чем я успеваю их как следует обдумать.
Слышу, как Асхадов презрительно фыркает:
– Алла, на факультет музейных работников отбирают по степени кретинизма?
Я аж подпрыгиваю – уже не в какие ворота!
– Что вы себе позволяете?! – взрываюсь я. – Кто вам даёт право меня унижать?!
– Вы же и даёте, – всё так же холодно, ровно и презрительно отзывается он, – когда демонстрируете свои умственные способности. Я обычно так не делаю, но у вас сегодня тяжёлый день, поэтому объясню, а вы постарайтесь уловить, потому что повторять не стану. Какая поликлиника? Они сразу позвонят в полицию. Вам ещё полицию в это дело вплести не хватало. У вашего любезного родителя рыльце настолько в пушку, что он загудит за решётку первым. Да и Ржавый будет не рад.