1918 год: Расстрелянное лето - стр. 7
«На дрова, что ли, растаскали», – предположил я, осторожно выглядывая из-за угла избы. Часовой был. Точно, как дед сказал. Сейчас он сидел на лавочке, рядом с открытой дверью, из которой, как и из открытого окна, доносилось хоровое пение комендантской команды. Винтовка стояла рядом с бойцом, прислоненная к стене. В одной руке часового была половина ломтя хлеба, а в другой вареное яйцо. Ел красноармеец аккуратно, попеременно откусывая, а затем тщательно пережевывал еду. Он так углубился в этот процесс, что, похоже, ничего и никого не замечал. После того как он закончил есть, вытер руки о гимнастерку, взял винтовку и вошел в избу. Спустя минуту пьяные комендантские парни дружно прогорланили последний куплет песни, затем кто-то пьяно заорал:
– За революцию, братва!!
Братва подхватила тост дружным криком «ур-ра!!».
Следом послышалось звяканье стаканов. Потом, кто-то воскликнул:
– Ух, забористая!
Несколько минут длилось молчание, видно товарищи закусывали, затем, несколько неожиданно для меня, начался спор на политические темы. Часовой снова вышел из избы, опять что-то жуя. Дожевав, постоял несколько минут, потом снова прислонил винтовку к стене и направился в нашу сторону. Завернул за угол… Так как с перебитыми шейными позвонками люди долго не живут, вот и он не стал исключением. Спустя пять минут сквозь пьяный спор пробился чей-то командный голос:
– Петро! Ты хде?! А ну ходь сюды!
Так как часовой не отозвался на приказ начальства, то оно само за ним явилось, в лице коменданта или его помощника, так как на поясе у него болталась желтая кобура с револьвером и немецкий штык-нож. Его жизнь, как и у часового, закончилась там же, за углом избы, в лопухах. Примерив к руке штык-нож, я решил, что пришла пора действовать. Осторожно, чуть ли не на четвереньках, прокрался под окном, встал у двери. Прислушался. Снова звякнуло и забулькало. Шел процесс разлива сивухи по стаканам. Когда глухой стук возвестил, что пьяная компания поставила стаканы на стол, я в ту же секунду перешагнул через порог. В комнате стояла ядреная смесь из запаха пота, табака и плохого, неочищенного самогона. В глаза сразу бросалась беленая печь, занимавшая почти треть избы, и прислоненный к ней ухват. За столом, где стояла ополовиненная бутыль с мутной жидкостью и немного закуски, сидело четверо. Матрос в тельняшке и в бескозырке с надписью «Громовержец» в этот самый момент громко и самозабвенно начал вещать о победе пролетариата над мировой буржуазией, при этом не забывал с силой махать в воздухе сжатым жилистым кулаком, словно молотком гвозди вколачивал. Трое его подчиненных, тараща пьяные глаза, внимали своему начальнику с большим вниманием. В первые несколько секунд на меня никто даже не обратил внимания, но только они начали поднимать на меня глаза, как нож уже сидел в шее сидящего ближе всех ко мне солдата. Резкий взмах рукой, и на голову второго красноармейца обрушилась рукоять револьвера. В следующую секунду нога с размаху ударила по табурету, на котором сидел матрос, и тот со всей дури грохнулся на пол, а на последнего солдата я просто направил ствол, после чего тот, с выпученными от удивления и страха глазами, быстро поднял руки. Спустя несколько секунд в комнату вбежал подполковник, который, с ходу сообразил, что ему надо делать. Сначала он врезал по голове прикладом матросику, который был настолько ошеломлен и пьян, что даже не пытался подняться, а только тупо таращил на нас глаза, лежа на полу. Комендант не успел еще закатить глаза, как Донской подскочил к солдату и сбил его с табурета ударом приклада, при этом бросив на меня вопросительный взгляд. Я ответил ему резким жестом, быстро проведя пальцем по горлу. Подполковник подскочил к стонущему солдату и с силой ударил тому прикладом в горло. Короткий хрип – и все кончено. Тем временем я добил ударом ножа оглушенного солдата, после чего, быстро подойдя к окну, встал сбоку, так, чтобы видеть пространство перед входной дверью. С минуту вслушивался и всматривался. Вокруг было тихо. Отошел от окна, затем тщательно стер с лезвия кровь грязным полотенцем, лежащим на столе. Остатки закуски, оставшиеся от пьяной компании, вызвали у меня обильное слюнотечение, но сейчас было не до еды. Повернулся к Донскому, который в этот момент подошел к лежащему в беспамятстве коменданту.