1812: Репетиция - стр. 23

– Из каких Уваровых?

– Да из наших, из костромских.

– Уж не Сергея ли Павловича сынок? – наморщил лоб Соловьев. – Да нет, не может быть, тот еще пацаненок. Я когда в отпуске был, заехал к ним по соседству с визитом, так он от меня не отходил, то дай ему саблю в руках подержать, то шнуры на ментике пощупать.

– Да ты когда в отпуске-то был?

– Ох, давно. И правда – бежит время.

– Бежит, – согласился Кармазин. – А смены все нет. И судя по всему, не будет. Уваров – это не смена. Куковать нам здесь с тобой до последнего. А это что за шпак? – нарочито громко спросил он.

Кармазин соизволил, наконец, обратить внимание на Шулепина. Штатских он вообще недолюбливал, как всякий военный человек, а этот и вовсе ему не понравился. Чем, Кармазин разбираться не стал, не понравился – и все тут, больно важничает, вот встал демонстративно спиной к ним, ни за кого их держит.

– Да ехал оттуда, – Соловьев махнул рукой на запад, – со мной разговаривать не захотел, стал требовать более высокого начальства.

– Да кто он такой, чтобы требовать?

– Кто ж его знает, если он разговаривать не желает?

– На войне требовать имеют право только военные, а штатские должны подчиняться и отвечать. Что вообще здесь делает штатский?

– Вот и мне невдомек. Может, он шпиён?

– Чей?

– Наш.

– У нас нет шпиёнов, – сказал Кармазин, подделываясь под выговор Соловьева. – А если бы и были, то что делать нашему шпиёну в расположении наших войск?

– Верно! Ну, тогда французский, – заключил Соловьев.

Кармазин во все время разговора наблюдал за неизвестным. Тот сохранял полнейшее спокойствие. Нет, не так, полнейшее спокойствие сохраняли люди, симпатичные Кармазину, этот же держался с вызывающим безразличием, можно даже сказать, излучал пренебрежение.

– Со шпиёнами у нас разговор короткий, – сказал Кармазин, повышая голос, – как и с мародерами.

Спина неизвестного даже не дрогнула. Более того, он неприметно сдержал своих спутников. Блеснувшие в проеме двери кареты дула двух пистолетов тут же исчезли. А возница, одним движением распахнувший полы дохи и положивший руку за рукоять палаша, запахнулся и вновь принял расслабленную позу.

– Не сомневаюсь, что вы не совершите этот опрометчивый поступок, корнет Кармазин, – сказал неизвестный, не поворачивая головы.

Последние слова Шулепин нарочно подчеркнул, посылая Кармазину вполне ясный, как ему казалось, сигнал: мне о тебе, голубчик, все известно. Но тут Шулепин просчитался, после сегодняшних арьергардных боев Кармазину было не до разгадок тонких намеков, в прямом обращении к нему он увидел не намек, а явнее желание унизить его достоинство, его – командира арьергарда! Он вспылил. Неизвестно, что из всего это вышло бы, если бы не появление Маркóва.