1812: Репетиция - стр. 14
– Не имею к этим разгильдяям никакого отношения, – встал в защитную стойку Соловьев, но тут же, опомнившись, продолжил допрос: – По какому такому срочному делу?
– А вот это уже не вашего ума дело. Я не собираюсь обсуждать дела государственной важности неизвестно с кем.
– Штабс-ротмистр Соловьев, – козырнул Соловьев и чуть было не пустился в объяснения, кто он такой и что здесь делает.
Но неизвестный не предоставил ему такой возможности.
– Штабс-ротмистр… – несколько пренебрежительно протянул он. – Какие-либо разъяснения я готов дать только старшему офицеру. Если сочту это необходимым, – добавил он тихо и тут же, резко повысив голос: – Соблаговолите проводить! Я спешу! Очень спешу!
Старшим офицером в команде был как раз Соловьев, но он уже устал бороться с этим сердитым чиновником. «Кармазин разберется, – успокоил он себя. – Он из него все вытрясет, и имя, и подорожную, и все его секретные дела».
– Прошу следовать за мной, – сказал он коротко.
По дороге Соловьев заглянул на офицерский бивак. Полянка пламенела красным, это денщики растирали снегом обнаженные по пояс тела. Тела стояли и кряхтели. Нормально! Не слезая с лошади, Соловьев свесился, отбросил ветки со своей заначки, рывком поднял бочонок с водкой, водрузил перед собой – законный трофей! С унтер-офицерского бивака доносился хриплый мат-перемат, впереди хлопнул пистолетный выстрел. Все шло своим путем, полк оживал. Соловьев нагнал карету и поскакал вперед, указывая дорогу.
Он вернулся к мыслям о превратностях судьбы, сведшей его со старыми друзьями. Ему было невдомек, что Судьба закрутила более затейливую интригу, приведя в то же место еще одного человека, которому была назначена важнейшая роль. Известить его об этой роли Судьба, как водится, не позаботилась, так что он, ни о чем пока не подозревая, катил себе в карете следом за Соловьевым, презрительно посматривая в окно на воскресающее воинство.
Звали его Ксаверий Пафнутьевич Шулепин. Служил он по ведомству иностранных дел. Служил истово и самозабвенно, потому что считал иностранные дела важнейшими для судеб государства Российского, собственно, только их он и считал заслуживающими внимания. Россия жила бы в мире и процветании кабы не происки врагов, соседей ближних и дальних, разрушению их козней Шулепин и уделял большую часть своего времени, мотаясь между европейскими столицами.
Внутренними делами, по его глубокому убеждению, в России заниматься вообще не следовало. Господь, в своей неизменной благодати и благорасположении к России, все сам устроит наилучшим образом, любые административные меры могут только помешать Ему. В особенности это относилось к мерам, предпринимаемым из лучших побуждений, их катастрофические последствия не шли ни в какое сравнение с явным самодурством, которое по прошествии лет оборачивалось подчас благом. Оно и понятно, ведь главным источником самодурства в России были государи, как-никак помазанники Божьи, а лучшие побуждения известно от кого исходят.