18 - стр. 21

Втроем косяк курится быстро, и уже спустя пару минут мы возвращаемся в комнату. Очарование марихуаны начинает наполнять мой мозг, не верится, что совсем недавно я забирал обрез у обезумевшего Борова.

– Подождем Антоху? – говорю я.

– Подождем прихода, – отзывается Иван. Это звучит двусмысленно, но пока не кажется смешным. Первый приступ смеха возникает, обыкновенно, через десять минут. Это и есть приход.

Мы сосредоточенно ждем, когда же нас, наконец, попрет, но, кроме алкогольной расторможенности, я пока не ощущаю ничего.

– Не бутор? – спрашиваю я Юлю, – ты уже курила эту траву?

– Хорошая, – говорит она, и я готов поверить, что она действительно хорошая. Юля мрачнеет на глазах, и я понимаю, что она начинает грузиться. Я перевожу взгляд на Ивана – в его глазах проступили красноватые прожилки. Все в порядке.

– А когда же все-таки придет Антон? – снова спрашиваю я, обдумывая каждое слово. Внезапно мысль останавливается, и я уже не жду ответа на свой вопрос, да мне никто и не думает отвечать. Иван поднимает черепаху-пепельницу и очень внимательно рассматривает ее брюшко. Затем он поворачивает ее боком, и серебристый пепел сыпется на стол.

– Положи сигареты, – строго говорит Юля.

– Сигареты? – переспрашивает Иван, – Это же черепаха.

– Череп Аха, – произношу я торжественно.

Иван вставляет сигарету в рот не тем концом и пытается таким образом ее прикурить.

– Осторожно! – кричит ему Юля, и тот, уронив голову на ладони, внезапно заходится визгливым смехом. Против своей воли я тоже расплываюсь в улыбке.

– [h’]ля, вы чего? – также улыбаясь спрашивает Юля.

Иван не отвечает, он по-прежнему смеется, его голова беззвучно сотрясается, и грязные пальцы все глубже входят в нечесанную шевелюру. Внезапно он представляется мне во всей своей мерзости, и я снова воображаю себе, каким бы он виделся мне, окажись я вдруг женщиной. Я поднимаюсь, чтобы выйти на балкон и там покурить в уютном одиночестве.

– Хорошая трава, – говорю я смеющемуся Ивану.

Я встаю в дверном проеме и чувствую кожей, как горят мои изящные контуры, подсвеченные солнцем. Я становлюсь чуть иначе, опершись полусогнутой рукой о дверной косяк и прищурив один глаз. Моя щетина как раз сексуальной длины. Я гляжу сквозь марево чуть смеженных ресниц, и на затылке от захлестнувшего меня удовольствия принимаются шевелиться волосы. Я вижу свое отражение в тусклой полировке серванта – оно отдаляется от меня, но мой взгляд автоматически фокусируется, компенсируя разницу расстояний. Я перестаю дышать и затаиваюсь внутри невидимой скорлупы. Пугающая дрожь пробегает по моему телу. Я открываю рот и провожу языком по обнажившимся зубам. Мне кажется, что я прекрасен сейчас. Я улыбаюсь Юле, думая, что она понимает меня без слов. Я вижу, как она прельщается мной, а я ее трусами, проявляющимися под черной юбкой незамысловатым контуром. Кофейное зерно, спрятанное у нее между ног, ласкает мое воображение, но какой-то импульс в голове прерывается, и я угасаю. Я прихожу в себя на некоторое время и приближаюсь к своему креслу, глубокому, как дно. Бескрайний мир вокруг движется томными кадрами, неохотно перемещаясь за моими глазными яблоками. Я вытираю слезу, влажно устроившуюся на моей щеке. Я плачу от безумного счастья.