18 - стр. 22
Я смотрю на Юлю и Ивана, очнувшись от охватившего меня оцепенения. Она, шатко установив согнутую в колене ногу на вытянутые пальчики, быстро трясет ею, отбивая сто двадцать восьмые доли играющей музыки. Иван курит, но я почему-то не помню, чтобы он брал в руки сигарету последние несколько минут. Голова наливается горячим, а глаза готовы лопнуть от страшной силы, распирающей их изнутри. Это скоро пройдет.
– Е…, – шепотом произносит Иван.
Юля поднимается с места и пританцовывающей походкой идет по комнате, пересекая ее по диагонали. Она улыбается, вероятно, думая о себе, о том, как движется ее тело в плотном воздухе комнатной духоты. Новая волна эйфории уносит меня прочь, назад от замаячившего рационального берега. Нехорошие мысли по поводу Борова и его обрезов носятся как мусор в водовороте, грозя вот-вот затонуть.
Внезапно в коридоре сильно хлопает дверь. Мы глядим друг на друга, и мрачное предчувствие мгновенно портит мне настроение.
– Это Антон, – счастливо произносит Юля и кидается к двери.
В коридоре звучат громкие голоса, но я почему-то не могу разобрать слов. Их смысл доходит до меня лишь тогда, когда я снова слышу знакомые чавкающие звуки мордобоя.
– Орел говоришь? – орет кто-то незнакомый и невидимый мне. – Орел?! Орел?! ОРЕЛ?!!
И опять удары, очень часто, словно одного бьют сразу же несколько человек. Я почему-то пугаюсь, что бьют опять-таки Борова, лучше бы он не возвращался.
– ОРЕЛ?! – снова орет кто-то. Истошный женский вопль вторит этой злобной истерике. Юля выходит в коридор, но тут же делает несколько поспешных шагов назад.
– О-ой! – она несколько раз хихикает, и это напоминает мне детские всхлипы. Неадекватная реакция. Нарко-психика.
В комнату вбегает Боров. Он возбужден и бормочет что-то матерное. Новых кровоподтеков на его лице нет, и вообще, похоже, что на этот раз били не его, а Васю. Вслед за Боровом появляется какой-то крепыш в интеллигентных брючках с наглаженными стрелками и белой рубашке. Под мышками и на спине влажно сереют крупные пятна.
– С-сука! – говорит Боров, – вот сссука!
– Кто его бил, а? – с южным акцентом спрашивает тот, что в брючках. Мы молча поднимаемся навстречу. – Кто его бил, суки, порву!
Наверное, это Алик. На всякий случай я отодвигаюсь от него в сторону и выглядываю в дверной проем. Еще двое (из тех, что привел с собой Боров) держат Васю, все норовящего выскользнуть у них из рук и тюленем распластаться на засранном линолеуме. Вместо Васиного лица я вижу что-то распухшее и багровеющее, как секс с незрелой малолеткой. Наверное, подросткам бывает больно трахаться с настойчивыми педофилами, желающими осквернить юность своим гнилым семенем. «Лолиту» я читал со смешанным чувством эрекции и гадливости, а имя Гумбольдт Гумбольдт напоминало мне о таежном гнусе.