13 друзей Лавкрафта - стр. 15

– А теперь я покажу вам, как наполнить бак в кромешной тьме, слепым методом.

Спустя еще какое-то время он сказал:

– Риввин, пойди и закопай-ка это.

Риввин выругался, но вышел. Туэйт забрался внутрь рядом со мной. Когда Риввин вернулся, то залез и сел возле меня с другой стороны. Он закурил трубку, а Туэйт зажег сигару и посмотрел на часы. После того как и я закурил, он сказал:

– У нас полно времени, чтобы поговорить, и все, что вам нужно делать, – это слушать. Начну с самого начала. Когда старый Хирам Эверсли умер…

– Ты же не хочешь сказать… – перебил его я.

– Заткнись! – рявкнул он. – И не разевай рта. Будешь говорить, когда я закончу.

Я умолк.

– Когда старик Эверсли умер, – продолжил он, – доход от состояния был поделен поровну между его сыновьями. Вы знаете, что остальные сделали со своей долей: дворцы в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, шато на бретонском побережье, охотничьи угодья с оленями да тетеревами в Шотландии, паровые яхты и все такое прочее, что у них с тех пор есть. Сначала Вортигерн Эверсли увлекся всем этим сильнее своих братьев. Но когда его жена умерла, более сорока лет назад, он тут же все это бросил. Продал все, купил это место, окружил его стеной и воздвиг внутри неисчислимое количество построек. Вы видели их шпили и крыши, и никто из тех, с кем я говорил, не видел ничего более из того, что было достроено спустя пять лет со смерти его жены. Там еще две сторожки – обе громадные, даже по меркам особняка миллионера. Можно судить о размерах и протяженности мудреных сооружений, из которых состоит этот замок или особняк – зовите как угодно. Там жил Вортигерн Эверсли. Насколько я знаю, он ни разу не покидал свои владения. Там он умер. С его смерти ровно двадцать лет назад вся доля Вортигерна от дохода Эверсли поступала его наследнику. Никто ни разу не видел этого человека. Из того, что я вам поведаю, вы, как и я, поймете, что наследник, скорее всего, – не женщина. Но никто ничего о нем не знает, он никогда не покидал пределов этих стен. И все же никто из этих жадин и эгоистов – внуков и внучек Эверсли, зятьев и невесток – не оспорил ежемесячную выплату этому наследнику всей доли Вортигерна Эверсли, а составляет она двести тысяч долларов золотом. Эти средства поступают каждый месяц, в первый же банковский день. Я выяснил это наверняка, ибо споры о разделе долей Вульфстана Эверсли и Седрика Эверсли тлеют до сих пор и я видел документы по искам. Все эти деньги – или их стоимость – реинвестировали или же потратили на то, что находится за этой парковой стеной. Реинвестировали не так уж много: я отследил покупки наследника. Наследник скупает музыкальные инструменты в любом количестве и по любой цене. Это первое, в чем я убедился. Затем он приобретает материалы для живописи, краски, кисти, холсты, инструменты, дерево, глину, мрамор – тонны глины и огромные блоки сверхмелкозернистого мрамора. Он не соро́ка, что тащит к себе дорогой хлам по всякой прихоти; он знает, чего хочет и почему. У него есть вкус. Этот человек покупает лошадей, шорные изделия и кареты, мебель, ковры и гобелены, картины – все пейзажи и ни одного портрета. Еще он разживается фотокопиями картин за десять тысяч и дорогим фарфором, редкими вазами, столовым серебром, орнаментами из венецианского стекла, серебряной и золотой филигранью, украшениями, часами, креслами, самородками, жемчужинами, изумрудами и рубинами… и бриллиантами. Бриллиантами, парни!