13 друзей Лавкрафта - стр. 14

– Вы отрастили приличную шевелюру, – ответил я шутливо.

– Уж на это у меня время было, – бросил он. – Я пропутешествовал по всему свету и промотал десять тысяч долларов.

– И никогда не видели…

Мужчина не дал мне произнести это слово.

– Молчите, – содрогнулся он. – Не видел. И не слышал о подобном. Я не увлекался животными в клетках, пока у меня были деньги. Я не вспоминал вашего совета и прочих наставлений, покуда не остался без гроша. Ныне, в полном согласии с вашим давешним наблюдением, мне нужно выговориться. Полагаю, это моя преступная натура не может молчать.

– Вы не преступник, – повторил я успокаивающе.

– Черт возьми! – ругнулся он. – Год в тюрьме и святошу превратит в негодяя.

– Необязательно, – ободрил я его.

– Непременно, – отрезал он. – Со мной, впрочем, хорошо обращались. Доверили мне бухгалтерию, платили пособие за примерное поведение. Но я встретил профессионалов, а они никогда тебя не забывают. Теперь же не имеет никакого значения, что я делал после освобождения, что я пытался делать, как познакомился с Риввином – и как он послал за мной Туэйта… И то, как я попал в руки к Туэйту, и что он мне сказал, и вообще все на свете не имеет значения – вплоть до той ночи, когда мы выдвинулись на дело.

Мужчина посмотрел мне в глаза. В его поведении появилась настороженность. Я видел, как он собирается с силами для своего рассказа. И как только рассказ начался, из речи этого человека напрочь исчезли юношеский гонор и жаргонец его поздних подельников. Передо мной предстал этакий космополит, излагающий свою историю со знанием дела.

Туэйт почти час вел машину на чудовищной скорости, будто при ясном дне. Затем он остановился, и Риввин погасил все фары. Мы ни с кем не столкнулись по пути и никого не обогнали, но, когда мы вновь двинулись сквозь промозглую беззвездную темноту, это было уже слишком для моих нервов. Туэйт был спокоен так, будто видел во тьме. Я не мог разглядеть его перед собой, но чувствовал его уверенность в каждом движении автомобиля. Это была одна из тех дорогих моделей, что на любой передаче и скорости или на подъеме бесшумна, как пума. Туэйт ни разу не замешкался во мраке; он почти час еще то ехал прямо, то петлял, то притормаживал, то ускорялся, то несся со свистом, то едва полз. Затем он резко взял влево и в гору. Влажные ветви, свисающие надо мной и вокруг меня, сырая листва и дерн, хлюпавший под шинами, источали острый запах. Мы поднялись по обрыву, выровнялись, затем, поворачиваясь, сдали назад и проехали вперед с полдюжины раз, чтобы высвободить колеса из грязи. Наконец мы остановились. Туэйт передвинул что-то издавшее щелканье и стук и сказал: