1095 - стр. 27
Первый удар он принял на щит. После, уже краем щита отбил в сторону чью-то саблю и тут же, размахнувшись, нанес страшный удар мечом сверху. Славный клинок, творение рук одного из лучших кузнецов Киева, отсек край щита какого-то касога и, не замедлив движения, жадно напился первой за сегодня крови.
Гнедой жеребец упорно нес его дальше. Прикрываясь щитом, Ратша наотмашь ударил вправо, перерубив по спине еще одного врага. Ну а дальше его оттеснили свои же.
Почти половина касогов полегла, остальные, повернув лошадей, бросились врассыпную, давя по пути тех, кто еще не успел очухаться ото сна и нацепить доспехи. А навстречу им, от реки, уже неслись, сметая все на своем пути, дружинники Мономаха.
На холме, возле большого шатра, принадлежащего, по-видимому, самому Ярославу, рязанцы еще раз попытались сдержать ярость нападающих. Весь цвет рязанско-муромского воинства – старшая дружина, ближние бояре и воеводы, – сплотившись вокруг своего князя, рубились с ожесточением, понимая, что им нечего рассчитывать на милость победителей. Но даже они, хоть и отбили успешно несколько атак, в итоге дрогнули, не выдерживая напряжения боя, а когда вдобавок ко всему воины Ратибора принялись издали сыпать стрелами, блистательная свита рязанского князя покатилась с холма вниз, ища спасения в бесславном бегстве.
Трудно сказать, кто побежал первым. Так всегда бывает во время боя, когда, казалось бы, только что ты стоял в строю и хоть и из последних сил, но держался, и вот уже летишь вперед, нахлестывая коня, ловя ртом воздух, задыхаясь в такой радостной и пьянящей скачке, в которой победителю достается самый ценный трофей – жизнь. И словно с глаз твоих спадает пелена, и ты, который мгновение назад видел лишь своего противника, вдруг начинаешь замечать, как рядом с тобой умирают люди. Как с грохотом валится наземь подбитый стрелой боярин Дмитр, как испуганно косит глазом оставшийся без седока, но все еще бегущий со всеми скакун. А еще ты вдруг видишь голубое полотнище с вышитым на нем золотым Архангелом и понимаешь, откуда пришла подмога к защитникам города, но от этого не перестает так противно сжиматься внутри, и еще больший ужас охватывает тебя.
Ярослав неистово погонял коня. Около сотни дружинников – все, что осталось от большого рязанско-муромского полка – мчались вслед за ним. Сотня воинов, которым удалось вырваться из этой бойни, сотня воинов, которым стыдно было посмотреть друг другу в глаза. Всего лишь жалкая сотня воинов.
Ярослав смахнул рукой набегающие слезы, отчаяние переполняло его. Как же так? Как случилось, что переяславцы, как снег на голову обрушившись на лагерь Ярослава, разметали, растоптали спящее и не ожидающее нападения рязанское войско? Где же теперь его дружина, его бояре, его воины? Где же теперь его опора, его надежда, его будущее?