Звук падающих вещей - стр. 22
И он дважды постучал пальцем по пластику кассеты.
– Кроме того, это личное.
– Есть одно место в паре кварталов отсюда, попробуем, за спрос денег не берут.
Я говорил о Доме поэзии, бывшей резиденции поэта Хосе Асунсьона Сильвы[16], которая теперь стала культурным центром, где проводились чтения и семинары. Я туда частенько захаживал.
Одна из его комнат была уникальным местом: там раненные литературой сидели на мягких кожаных диванах и без устали слушали на довольно современном оборудовании легендарные записи: Борхес голосом Борхеса, Гарсиа Маркес голосом Гарсиа Маркеса, Леон де Грейфф голосом Леона де Грейффа[17]. В то время Сильва и его творчество были у всех на слуху, потому что в начавшемся 1996 году отмечалось столетие со дня его самоубийства. «В этом году, – прочитал я в колонке одного известного журналиста, – ему возведут памятники по всему городу, его имя будет на устах у всех политиков, все будут читать наизусть его „Ноктюрн“ и понесут цветы в Дом поэзии.
А Сильве, где бы он ни был, станет любопытно: это трусливое общество, которое его так унижало, тыкало в него пальцем всякий раз, когда подворачивался случай, теперь воздает ему должное, как если бы он был главой государства.
Правящему классу нашей страны, фальшивому и лживому, всегда нравилось присваивать культуру. Так будет и с Сильвой: память о нем присвоят. И его настоящие читатели будут целый год гадать, какого черта они не оставят его в покое».
Не исключено, что я вспомнил эту колонку (память о ней хранилась в какой-то темной части сознания, очень глубоко, на складе бесполезных вещей), и потому выбрал это, а не какое-либо другое место, чтобы отвести туда Лаверде.
Мы прошли два квартала, не говоря ни слова, глядя на разбитый асфальт тротуара или на темно-зеленые холмы, которые возвышались вдалеке, ощетинившись эвкалиптовыми деревьями и телефонными столбами, подобно чешуе аризонского ядозуба[18].
Когда мы отворили входную дверь и поднялись по каменным ступеням, Лаверде пропустил меня вперед: он никогда не бывал в подобном месте и действовал с осторожностью зверя, попавшего в опасность.
В диванной сидели два студента и пара подростков, они слушали одну и ту же запись, то и дело посматривали друг на друга и непристойно хихикали, а еще бесстыдно храпевший мужчина в костюме и галстуке с выцветшим кожаным портфелем на коленях. Я объяснил ситуацию менеджеру – женщине, которая, несомненно, привыкла и не к такой экзотике. Она, прищурившись, внимательно посмотрела на меня, казалось, узнала завсегдатая и протянула руку.