Звонарь - стр. 29

Борлюйт считал, что он принял на себя известное обязательство. Он будет жалким осквернителем этих губ, если он отречется от них. Он мысленно называл Барб своей невестой и женой. Ему ни разу не пришла мысль увернуться от исполнения того, что он считал своим долгом, хотя в вечер поцелуя они не скрепили свою любовь никаким обещанием, никакой клятвой. Это ничего не значило. Было достаточно и поцелуя. Прикоснувшись губами к красным восковым губам, Жорис запечатлел их клеймом нерушимого договора.

Он и не думал отрекаться. Он решился. Он пошел к старому антикварию.

– Я пришел к вам, дорогой друг, по важному делу…

– Как торжественно! Что такое?

Борлюйт смутился… Он обдумал раньше, как приступить к разговору, но в эту минуту забыл про все.

Он почувствовал себя растроганным, впал в сентиментальность.

– Уже давно мы стали друзьями!

– Пять лет, – сказал Ван Гуль. – Этой датой помечен мой старый дом – дата его реставрации и нашей дружбы.

Начало было удачно. Борлюйт воспользовался этим.

– Хотите, чтоб мы стали еще лучшими друзьями, еще больше сблизились?

Старый антикварий взглянул на него с недоумением.

– У вас две дочери… – продолжал Борлюйт.

При этих словах лицо Ван Гуля передернулось, его глаза слегка блеснули.

– Ах, нет! Будем говорить о другом! – прервал он резко, словно охваченный страшной тревогой.

– Почему? – настаивал Борлюйт.

Не объясняя в чем дело, антикварий продолжал, волнуясь все бол мне:

– Это бесполезно… Прошу вас… Годлив не думает больше об этом… Годлив не выйдет замуж… Она хочет остаться со мной… Дождитесь, по крайней мире, моей смерти…

Лицо Ван Гуля выражало тревогу и бесконечную скорбь.

Совсем теряя голову, он стал жаловаться, изливать свое горе: