Звезда над сердцем - стр. 23
Переводчик поморщился, но почему-то не стал прогонять настырную девочку. Стоявший рядом с ним немец спросил что-то у него. Тот ответил. Немец бросил короткую фразу.
– Кто может подтвердить твои слова, девочка?
Рема растерянно оглянулась. Сзади грохнули первые выстрелы. Закричали люди. Переводчик начал терять терпение.
– Ну? Кто может подтвердить?
Взгляд Ремы вдруг упал на Давида Эгофа, бургомистра. Совсем недавно этот человек был учителем. Он знал их семью, отца.
– Вот, господин Эгоф может подтвердить, – Рема указала рукой на бывшего учителя.
Переводчик подозвал Эгофа. Предатель чуть ли не рысцой подбежал, оскальзываясь на отвалах сырой земли.
– Да, господин переводчик?
– Эта девочка утверждает, что вы их знаете. Что их отец русский, а значит, они тоже русские. Это так?
Эгоф оторопел. За его спиной Гнот и Голуб добивали партию евреев. Тела падали в яму, глухо стукаясь о предшественников.
– Так что скажете?
Эгоф посмотрел на Рему. Девочка закусила губу и посмотрела на него в ответ. Только одно его слово сейчас решало жить им с братом или умереть.
– Эгоф, вы тратите наше время, – недовольно выпалил переводчик.
И бывший учитель кивнул.
– Да, это дети Асиновского. Мать у них еврейка, Хася Ходасевич, но отец и вправду русский.
Переводчик тут же сказал несколько фраз немцам. И один из них сделал движение кистью.
– Идите, – сказал переводчик брату и сестре. – Идите домой.
В этот момент у ямы грохнул очередной выстрел, и мать Ремы упала к другим жителям Зембинского гетто.
18 августа 1941 года, спустя всего месяц после образования, Зембинское гетто было уничтожено. Полицаи расстреляли более семисот (по другим данным 927) человек, в основном стариков, женщин и детей. К трём часам дня яма была заполнена и её начали засыпать.
Рему и её маленького брата спасло чудо. Только чудом можно назвать то, что предатель и палач Давид Эгоф подтвердил их происхождение.
Отец
Алексей Разин
(Борисов, ноябрь 1941 г.)
– Они должны нас выслушать, – горячился Алексей. – Это какая-то огромная ошибка. Мы же не в средневековье живём, середина двадцатого века на дворе.
Его приятели угрюмо молчали. Только старый меламед Лейб Чернин начал говорить о том, что всё совершается по воле Господа, что он не даст народу своему погибнуть, надо только молиться и верить. Но его слова словно падали в пустоту. Люди устали, они потеряли надежду.
– Не убьют же они нас, в конце концов! – в отчаянии закричал аптекарь Залманзон. – Мы же можем работать, приносить пользу. Тот же Хацкель, кажется, неплохо устроился. Управляет нами от имени немцев.