Звери. Во власти порока - стр. 33
— Нет…
Высовывает свой инфернальный язык, касается укуса, и я чувствую укол мороза, что проникает под кожу.
— Нет! — отползаю от волчицы, которая бледнеет в лунном свете, поднимаюсь на ноги и пячусь. — Нет! Я хочу быть человеком!
Волчица скалит зубы и делает ко мне шаг. Ногу опять простреливает болью, и я срываюсь с места, скинув простыню с плеч.
— Эни! — рявкает Адам. — Это глупо!
— Пошел в жопу, мудак! Это все из-за тебя!
Обескураженное молчание, а после улавливаю сердитый бубнеж Тоби:
— Ты сам ее хотел укусить.
— Устами младенца глаголет истина, — с хриплой усмешкой отзывается Сизэр.
Я ныряю в ночные лесные тени, прихрамываю и продираюсь через колючие кусты. Чувствую в шелесте ветра озадаченность, гнев и растерянность Адама. Ногу сводит судорогой, меня мутит и голова кружится.
Налетаю на кого-то мохнатого и горячего. Меня сгребают в охапку, и я по запаху понимаю, что это Эмиль.
— Браслеты, где браслеты?! — поднимаю лицо, задыхаясь в панике. — Она бежит за мной… меня укусили… Где браслеты?
Подступает тьма, в которой я вижу только желтые горящие глаза Эмиля. Ноги подкашиваются и шепчу:
— Уведи меня отсюда… Она бежит за мной… Надень браслеты…
Судорога боли пробегает по всему телу, и я жалобно всхлипываю, медленно погружаясь во мрак.
— Эни! — доносится разъяренный рык Адама, от которого внутри все сжимается.
— Браслеты… мне нужны браслеты… — еле ворочаю языком и пускаю слюни.
— Адама возьми на себя, — Эмиль решительно подхватывает меня на руки… нет на лапы.
— Не только Адама, но и его дедулю, — зловеще покряхтывает старческим голосом тьма. — Вот только жаловался, что тоска снедает.
— Я со стариками дел не имею, — урчит Мартин.
— Зато старики с тобой дела имеют. Хоть кто-то твой рыжий зад отхлестает!
Тьма схлопывается, а затем меня будто кидает в шторм. Меня покачивает на высоких и резких волнах боли, страха и паники. Кости ломит, мышцы пронзают раскаленные и ржавые гвозди и все это сопровождается рыком, руганью и жалобным поскуливанием. Моим Жалобным поскуливанием, которое врастает во всхлипы и мычание.
Невидимые клыки и когти рвут меня на части. Я отбиваюсь от пушистой гадины, что вознамерилась добраться до моего сердца и безжалостно сомкнуть на нем лунные клыки. Жестокая зверюга хочет жить, желает воплотиться в реальности, сделать первый вдох и почувствовать под лапами траву и мягкий мох.
— Выживет, то эти ваши цацки от старух ей будут до одного места, соколики, — хмыкает тьма хриплым и ехидным голосом Сизэра. — Давай, девочка, покажи упрямой дуре, что ты особенная.