Звереныш - стр. 57
– Счастья захотела, – спросила она сама себя, – ну как, получила? – Татьяна с рахмаху ударила в зеркало кулаком. Оно сухо треснуло и расползлось паутиной трещин. – Вот твое счастье, – выкрикнула Татьяна в осколки и швырнула зеркало об пол.
Множество стеклянных брызг, словно ее невидимых слез, разлетелось по полу. Они были острые, колкие, как то, что резало и жгло сейчас ее сердце. И она впервые за много лет не жалела себя, а радовалась этому истязанию, приговаривая, как заведенная:
– Так тебе и надо, так и надо!
Проснувшийся Светик недоуменно смотрел на мать, не понимая, что произошло. Следом за ним приковылял Кешка и начал подбирать блестящие у его ног осколки.
– Марш отсюда оба, – гаркнула Татьяна, наступая на сыновей, – оба! – Она вырвала у Кешки два осколка, а когда он заревел, дала ему подзатыльник. – Оба, я сказала! – Уставившись немигающим взглядом на Светика рявкнула она снова. – Ты все, ты… – прошипела она. – Если бы не ты…
Светик не отвернулся, не испугался. Он стоял напротв матери, как вкопанный, и молчал.
– Ну! – В голосе матери звучала дикая злоба. – Оглох что ли?
– Ты сама… – вдруг сказал Светик, – не надо было… ты сама… Анатолий не стал бы… Он другую любит…
Светик говорил тихо, а Таьяне показалось, что он орет во всю мочь, так, что у нее сейчас лопнут перепонки.
– Замолчи, – крикнул она и заткнула уши руками. – Замолчи!
– Я знаю, он уехал, – продолжал Светик. – Он теперь не приедет… из-за тебя… – Звонкая оплеуха остановила его .
Испуганный криками матери и тем, что Светику от нее попало, Кешка разразился громким ревом.
Татьяна взяла его на руки.
– Вот она, вина моя, – сказал она, словно оправдываясь, – ты да Кешка. Много ты понимаешь… Вцепился в чужого мужика, как клещ… То ли родной, то ли чужой… – Татьяна смотрела на Светика, а говорила буто сама себе. – Правду люди говорят, что не от мира сего… И межуд собой не ладят, – она посмотрела на Кешку. – Возьми-ка его, мне прибрать здесь нужно…
Татьна сунула Кешку в руки Светика и подтолкнула его к дверям. Затем взяла веник и стала сметать осколки в кучу, низко наклонив голову, чтобы они не видели нахлынуших на глаза слез.
– И не звони ему больше, – бросила она в спину Светику, – никогда не звони! И на лавку чтобы больше не ходил! Хватит уже дури твоей! Не маленький…
Светик знал, понимал, чувствовал, что случилось что-то ужасное. Но самое ужасное было то, что ему не было жалко мать. Он по-прежнему был на стороне Анаолия и сейчас не чувствовал к ней не только сострадания, но даже отдаленной жалости, на которую она могла рассчитывать. Ее несправедливость обижала и отталквала его, и, если бы он мог, он убежал бы к Анатолию прямо сейчас, нисколько не сожалея об этом. Но у Анатолия не было своего дома и бежать к нему было некуда. Как и где теперь они с Анатолием будут встречаться, Светик не знал. Должно было пройти время, которое могло расставить все по своим местам. И Светик стал ждать.