Зори лютые - стр. 37

– За кои годы встретиться довелось, – плакался Версень.

– На то воля не наша, – задумчиво произнес Вассиан. – И не по охоте покинул я мирскую жизнь. Но не ропщу.

Поскреб Версень в бороде, сказал с сожалением:

– Кабы послушал нас великий князь Иван Васильевич в ту пору да завещал великое княжение не Василию, а внуку Дмитрию, то не случилось бы того, чем ныне тяготимся.

– Сам ведаешь, Софья с Василием в силу вошли, – прервал его Вассиан. – За то, что противились им, и кару претерпели. Нынче, боярин Иван, строптив Василий, как прежде, либо обмяк?

Версень сокрушенно махнул рукой:

– А, пустое. Горбатый горб до гробовой доски носит.

– Это верно, – поддакнул Вассиан.

– Надменен Васька и своенравен. Не терпит, кто перечит. Грит: «Осударь я вам!» – перекривился Версень.

– В отца, – вставил Вассиан и нахмурился. – Круто княжит.

– Куда как круто, – поддакнул Версень, – Семен да Юрий на что родные братья Василию, и те на него недовольство таят. А уж что до Дмитрия, так того на поругание под Казань отправил. Вишь ты, басурманского царства Васька возалкал, а ему от ворот поворот. – Версень хихикнул. – А упреждали мы его, особливо я да Родивон Зиновеич. Поди, помнишь, боярина Твердю? Так на меня Васька разорался, попрекать зачал, а боярина Родивона Зиновеича ныне на Пушкарный двор упек. Мается Родивон с работным людом. И еще что хочу сказать тобе. – Версень склонился к Вассиану, зашептал в самое ухо: – Слыхал, Соломонию Васька попрекает в бездетности, бесчестит, не чтит за великую княгиню. И еще за то Васька не любит Соломонию, что она в защиту бояр идет. Знает, великая княгиня за бояр, а они за нее стеной встанут…

– Ох-хо-хо! – вздохнул Вассиан. – Византийское лукавство и высокомерие в крови великокняжеской.

Версень опередил:

– От Софьи все повелось.

– То так, – согласился Вассиан. – От нее великие князья государями нарекают себя.

Замолкли надолго. Наконец Версень нарушил тишину:

– Как прослышал, что ты воротился в Москву, возрадовался. Ко всему за неудачу у Казани Васька хоть и озлобился, да все же щелчок ему по носу. Знай, сверчок, свой шесток! – Версень довольно рассмеялся. Вытерев глаза от набежавшей слезы, закончил: – Может, теперь голосу нашему внимать почнет.

Вассиан неопределенно пожал плечами:

– Кто знает… Я вот на мудрость митрополита Варлаама полагаюсь. К нам, нестяжателям, он льнет, хоть виду не кажет. Может, он на Василия влиять будет. Дай время, поглядим. Симон стар был и с Иосифовых слов говорил.

– Засиделся я у тебя, Вассиан, – поднялся Версень. – Радуюсь, что повидались, и душу отвел.