Зори лютые - стр. 39
Тут Степанка Сергуню за рукав цапнул:
– Гляди, Аграфена!
Повернулся Сергуня. Боярышня складная, хороша собой.
– Красивая! – прицокнул языком Сергуня.
Аграфена не замечает Степанки, смотрит на качели. Дернулся Степанка и застыл. Теперь и Сергуня приметил, отчего испугался Степанка, почему за народ прячется. Позади Аграфены журавлем вышагивает боярин, от какого они со Степанкой убегали.
– Версень, отец Аграфены, – шепнул Степанка.
– Вижу, пойдем подобру.
Пробираясь меж народом, они незаметно покинули Красную площадь.
Уже зайдя в ближнюю улицу, Степанка огляделся, перевел дух облегченно:
– Избави попасться ему на глаза, и на Пушкарном дворе спасенья не станет.
Город заканчивался полем. За последними дворами, огороженная жердями, желтела созревающая рожь. В отдалении, на другом конце поля, виднелась деревня, избы в три, с постройками, а у темневшего леса – лентой большое село. От Москвы к деревне и селу тянулась избитая колеей дорога.
Вышли Сергуня со Степанкой в поле, остановились. Простор вокруг, воздух чистый и тишина. Не то что на Пушкарном дворе, литье горло дерет и от грохота в голове гул.
Неподалеку крестьянин, в лаптях, длинной рубахе навыпуск, усердно вымахивал косой. Тут же поблизости телега вверх оглобли задрала, лошадь выпряженная пасется. У мужика под косой трава ложится полукругами. Увидел незнакомых парней, косить перестал.
– Чьи будете?
– С Пушкарного двора мы, – ответил Степанка.
– Слыхал о таком, – кивнул крестьянин и ловко провел бруском по лезвию косы туда-сюда. – А меня Анисимом звать.
– Дай-ко, – попросил Сергуня, – давно не держал в руках.
Ловко взмахнул литовкой, вжикнуло железо по траве. Враз припомнился Сергуне скит, косовица на лесных полянах, ночевки на привялой траве.
Широко берет Сергуня, мужик только хмыкает:
– Горазд, горазд.
Прошел Сергуня полосу вперед и назад, спина взмокла. Степанка его сменил. У того рядок поуже в захвате, но зато идет Степанка быстрей, сноровистей. Сразу видать, крестьянский сын, в селе вырос.
Вымахивает, и мнится ему, что не Сергуня на его работу глядит, а Аграфена. Стоит за Степанкиной спиной, им любуется. Радостно на душе у Степанки, легко.
Косили, пока Анисим не сказал:
– Будя, – и достал с телеги узелок.
Выложил на траву ржаную лепешку и четвертинку сала, созвал:
– Налетай, помощники!
Ели весело, запивали поочередно молоком из кринки. Поев, Сергуня улегся на спину. А над головой синее небо без облачка… Степанка рассказывал мужику о своем житье-бытье, а тот поддакивал и тоже жаловался:
– Боярин, говоришь, наказывает? И у нас не лучше. Мы за князем Семеном Курбским числимся. Вон та деревня и село – все его. Князь в Литве, а тиун его как что, так и катует смердов. Жизнь, она нашему брату везде одинакова. Так-то! Будет время, ко мне на село наведывайтесь.