Золотой раб - стр. 31
– Ты думал, почему я пью, и сплю с мужчинами, и позорю себя и своего мужа? Думал, это просто безделье и похоть? Что ж, отчасти так и есть, не стану отрицать. Муж запер меня, чтобы я была подлинной римской матроной и рожала ему детей. Думаешь, ты один в этой комнате раб, Геркулес? Я не беременела, и он почти перестал разговаривать со мной. За девять лет, до того как он ушел на войну и ты взял его в плен, он не сказал мне почти ни одного слова. Но ведь боги прокляли его, а не меня! Потому что слушай. В своей нужде я обратилась к молодому человеку, который время от времени навещал наш дом, кудрявому мальчику, который любил меня, любил меня. И от него я забеременела! Это мог быть сын Флавия. Он мог бы держать его на коленях, никто бы не знал… Он приказал убить моего ребенка! Я могла бы обратиться к закону… может, любовник помог бы мне… не знаю. Может, нет. У отца так много прав. Я не пыталась. Лучше было выйти из женского мира, начать давать собственные банкеты и иметь много мужчин – много, очень много. Я не смела больше иметь детей, особенно когда он был в плену. Я меня есть рабыня, ведьма, родом из Фракии, она знает, как ликвидировать такие случаи, прежде чем они станут заметны. Я думала, что все хорошо. Я не хотела нести свое отвращение в мир. Пусть умрет со мной.
Геркулес… – Она лежала на сгибе ее руки и содрогнулась от его прикосновения. – В тебе я нашла надежду.
Эодан подумал, что последние счастливые люди оставили свои кости на Рудианской равнине.
Слепо он привлек Корделию к себе. Ее руки, касающиеся его кожи, были холодны. Но все остальное казалось охваченным пламенем.
Немного погодя она покорно сказала:
– Спасибо.
Ночь проходила. Они не спали. Но удивительно, как сухо они говорили, когда не целовались: как два консула, намечающие план военной кампании.
– Это не может быть слишком открытым, – говорила она. – Флавий может вынести, когда шепчутся обо мне. Всадник [Всадники – одно из привилегированных сословий Древнего Рима. – Прим. пер.] не может возвыситься без сильной поддержки. И связи римских женщин с римлянами – обычное дело, но не с варварами. Это сделает его посмешищем! И за крах своих политических амбиций он будет мстить больше, чем за честь. – Немного погодя задумчиво добавила: – И даже если его репутация не пострадает, я не уверена, как он отнесется к тебе. Ведь он твой владелец.
– Я тоже, – удивленно сказал Эодан. Он считал, что после Аравиона Флавий благодарен ему, потом настроен по-дружески и полон зла после Верцеллы. Но теперь ему пришло в голову, что он видел только волны на поверхности глубокого тайного омута. Душа Флавия для него недоступна.