Золотой момидзи. История о незавершённом расследовании - стр. 29
А с началом революции 1917 года буряты-казаки, так же, как и казаки-русские, хранили верность свергнутому режиму. Большинство продолжали служить в казачьих войсках атамана Семёнова. Их личная судьба во многом трагична.
Воспитанные в духе верности Российской империи, эти воины не осознавали, что гражданское противостояние имеет особую логику и нигде не прописанные правила. И порой не оставляют простым людям выбора, на чьей стороне воевать.
Вот и сотни бурят-казаков потянулись за Семёновым сначала в Монголию, затем в Маньчжурию. Некоторые сделали военную карьеру в подконтрольном Японии марионеточном государстве Маньчжоу-Го. Как, к примеру, бурятский националист Уржин Гармаев, дослужившийся до генеральского чина в японо-маньчжурской армии. Но всё же изменников, предавших трёхвековую клятву бурятского народа на верность России, среди бурят-казаков было крайне мало.
Можно не любить и даже ненавидеть действующую власть, но изменять клятве, которую один народ принёс другому, воевать против этого братства, состоять на службе в иностранной армии – это в первую очередь измена по отношению к своему собственному народу…
Сам войсковой атаман, по характеру волевой и решительный, но недостаточно разбирающийся в тонкостях и интригах политической борьбы, недолюбливал адмирала Колчака относился к нему как к «военному интеллигенту». Полагал, в частности, что в уничтожении «красной заразы» адмирал нерешителен, излишне осторожен и совершенно не понимает психологии сибирских народов и казаков.
Верховный правитель и его штаб, в свою очередь, платили взаимностью воспринимали Семёнова как малограмотного казачка-выскочку. Однако были вынуждены считаться с ним из-за популярности атамана среди забайкальских казаков, а также монгольских князей. Последние относились к войсковому атаману с особым почтением.
Он в совершенстве знал монгольский язык, в среде буддийских ламов вызывал уважение как обладатель титула Монгольского Великого князя, дававшего возможность претендовать на звание Высшего правителя Монголии.
Кроме того, идеологической платформой атамана являлись планы по созданию в Забайкалье, Монголии и в районах компактного проживания монголоязычных народов Китая некоего панмонголистского государства. Оно якобы могло стать буфером на пути распространения большевизма.
Эти намерения поддерживались японцами, но принципиально отвергались русским государственником Колчаком. Подобная самостоятельность, автономность замыслов и действий Семёнова раздражали Верховного правителя.
По донесениям военной контрразведки, атаман, испытывавший в последние дни 1919 года финансовые затруднения и не получавший денег на содержание своего войска от Омского правительства, всё больше склонялся к реализации различных авантюрных проектов по поиску дополнительных источников кредитования.