Золотце - стр. 5
Но все изменилось, когда Фаечка взяла над ним шефство. Тимофей Олегович стал полноценно и разнообразно питаться, пополнел телом, разрумянился и стал походить на живого человека, а не на философа-аскета. О, чудо, характер Тимофея Олеговича смягчился, и бедные студенты немного выдохнули. Как многое порой зависит от питания!
Свадьба Фаечки с профессором была скромной, гуляли в генеральской квартире. Невеста блистала счастьем и белоснежным платьем, сшитым её феей-крестной, Танечкой.
– Чудо, как хороша! – То и дело всплескивала руками Танечка, любуясь Фаечкой и платьем. – Ну, изумительно сидит! – Рукава фонариком, наглухо запаянная глухим, застегнутом на маленькие, обшитые той же тканью, пуговки, грудь, широкий пояс и ниспадающий благородными складками подол придавали Фаечке строгий вид. Две завлекалочки в виде отпущенных на свободу из высокой причёски прядей обрамляли очаровательное личико с выразительными чертами – нос с горбинкой, большие, навыкате, глаза, всегда грустные из-за опущенных внешних уголков.
– Фаечка, вы моя спасительница, и как я жил без вас! – Тимофей Олегович восторженно целовал новоиспеченной жене ручки, он никак не мог отвыкнуть обращаться к супруге на "вы".
– Ну, что вы, Тимофей Олегович, бросьте. – Фаечка очаровательно смущалась, улыбаясь своими грустными глазами.
Немногочисленные гости – Танечкино семейство в полном составе, две Фаечкины сослуживицы, трое коллег Тимофея Олеговича, весьма удивлённые приглашению, требовали: "Горько", разгоряченными спиртным голосами. Представители молодой ячейки общества неловко поднимались, с шумом отодвигая тяжёлые генеральские стулья и сливались в поцелуе. Они оба не могли свыкнуться с мыслью, что наконец-то встретили, нашли, выстрадали свое счастье.
Тимофей Олегович обжился в генеральской квартире, казавшейся настоящими хоромами после тесной коммуналки, растерял свое смущение, но не благодарность супруге. На Фаечку и её обильную заботу не мог надышаться.
Жили немолодые молодые в любви и согласии, только вот деток бог не давал. Танечка, знавшая о печали подруги, несла салфеточки и платочки, успокаивая:
– Ничего, Фаечка, будет и на твоей улице праздник.
А однажды принесла совершенно роскошную шаль – тонкую, тёплую, резную. Фаечка ахнула. Вечно мерзнущая, завернувшись в подарок подруги, она тут же согрелась, к лицу прилил румянец, глаза загорелись ярким блеском.
– Спасибо, Танечка. Красота-то какая! Я твою шаль снимать совсем не буду. – И сдержала слово. Служил Танин подарок верой и правдой, согревал плечи. Да что там плечи, душу грел!