Золотая шпора, или Путь Мариуса - стр. 35
Уго припомнил интерьер самой мрачной тюрьмы в стране – замка Альтер на полпути от Густана к Хальбронну. Такая же гнетущая обстановка царила и в амбаре деревни Черные Холмы. На всю жизнь в память Уго врезались надпись на стене каземата в замке Альтер: "Пусть Бог спасет от тех, кому веришь. От тех, кому не веришь, спасешься сам". Как славно сказано – и как актуально, подумал Уго, глядя на старосту.
Спускаться в сырое подземелье господин Боксерман не захотел. Да, наверное, и не смог бы. Не пролез бы в отверстие. Караульные подняли Мариуса на поверхность. Златокудрый красавец был связан, бледен и нервозен. На мир смотрел глазами, расширенными от чувств. Красоте его при задержании односельчане нанесли некоторый урон: правая часть лица почти вся посинела, а где не посинела – там кровоточила. Убийц в Черных Холмах не жаловали.
Не обращая никакого внимания на Уго, как будто того вовсе не существовало, Мариус уставился на старосту, оцепенев от ужаса. Парень, похоже, не ждал ничего хорошего как от визита первого человека деревни, так и от жизни в целом. Да и кто в его положении считал бы себя везунчиком?
Но надежда умирает последней. На этом Уго и собирался сыграть.
Староста распорядился принести стол. Караульные из Черных Холмов имели бы хорошие шансы в чемпионате мира по подноске предметов. Во дворе староста расположиться не захотел. Предпочел интимный полумрак амбара. Светобоязнь у него, что ли? Из угла амбара, мерцая желто-зеленым, на непрошеных гостей смотрели глаза Носферату.
– Ничего ведь не видно, – заметил Уго, устраиваясь для письма.
Староста приказал: "Да будет свет!" Караульные вприпрыжку доставили для ученого человека факелок, который угнездили на импровизированную подставку. Лишние уши были тут же отосланы прочь.
Затянувшиеся приготовления, казалось, парализовали Мариуса. Он не шевелился, не мигал и, вполне возможно, не дышал. Он очень напоминал деревянные, скверно раскрашенные статуи святых и грешников, кои входили в перечень культового инвентаря, обязательного для каждой церкви.
Итак, Мариус стоял, как истукан, в позе рахита и со скупой мимикой олигофрена.
– Ну-ка, мерзавец! – прорычал староста. – Выкладывай, как все было!
Мариус побледнел, как привидение. Громадный синяк на его лице приобрел благородный светло-голубой оттенок. К тому же Мариус напрочь позабыл, как владеют языком, куда именно пропускают воздух и какие голосовые связки напрягают при речи.
– Отвечай, демон тебя побери! – рявкнул староста так, что во все стороны прыснули мыши, а в дверь испуганно просунули головы бдительные караульные.