Золотая пуля - стр. 33
– А если вот так?!
Роб подскочил вплотную, вогнал ствол револьвера Мормо меж ребер. Где там твое черное сердце? Щелк. Осечка. Идиот! Пропал…
– Можно еще лучше. – Великан накрыл руку Роба своей огромной ладонью, «уокер» перетек в нее, как кипящее масло. Мормо приставил револьвер к виску, взвел курок. Воздух сочился сквозь зубы чудовища с тихим свистом. Джек Мормо зажмурился и в три секунды отщелкал весь барабан себе в голову. Без толку.
– Не мы здесь решаем. Она! – указал стволом на бомбу, и тут же грянул выстрел. Роб мог поклясться, что Мормо не нажимал на спусковой крючок, но пуля радостно срикошетила о корпус бомбы, ободрав с нее пласт заржавленной коры. На темном металле проступила алая капля.
– Нам положен разговор, – гигант наклонился к стрелку и протянул ему «уокер» на открытой ладони, – потом попробуешь меня убить. По-честному. Так завещано.
– Я ухожу. – Роб выбил револьвер из его руки. Тот полетел под ноги, отскочил, выщербив кусок соли. – Мне плевать! Мне плееееевать. Это никогда не станет вновь моей войной! Никогда, слышишь?!
– Но это война – для всех. Нельзя отказаться от воздуха, которым дышишь.
Роб заткнул бы уши, но одной руки не хватит на оба уха. Поэтому он загорланил, лишь бы не слушать:
– Яяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя человееееееееееееееееееееееееек постояяяяяяяяяяяянной печалиииииииииииииииии!
Он уходил все дальше и дальше. Пустыня разворачивалась перед ним, соль мешалась с песком, на горизонте барханы песка переходили в купола бурых холмов, поросших жесткой степной травой. Надвигался вечер, испитый, измученный насилием, залитый багряной кровью неба. За Робом тянулась цепочка следов. Он знал, что ветер боится трогать их. Ветер заползал в его одежду и засыпал в карманах.
– Яяя – вечныыый неудааачник… – пел Роб. Но жалость к себе не оставляла его.
Плевать. Лучше дырка в голове, чем этот затянувшийся фарс. Он шел.
– Много лет я кормлю эту бомбу душами, – как ни в чем не бывало продолжал Джек Мормо, не повышая голоса, но отчего-то каждое его слово безошибочно достигало ушей Роба. – С годами она начала требовать все больше и больше. Точно беременная мать, все соки которой уходят плоду. Души не хотели оставаться в моем старом теле. Они вертелись и выпендривались. Знаешь, у пойманных душ очень острые зубы. Они прогрызали во мне дыры. Но я приучился их латать. Я всех зашил.
Чем дальше отходил Роб, тем слышнее ему становился каждый шорох, каждое движение Мормо. Даже не оглядываясь, Роб ясно видел, как тот садится на гроб и вытягивает свои неимоверно длинные ноги. Вот он начинает сдирать с себя куски металла, расшатывает и выдирает пластик. Там что-то шипит и бьет паром. Отчаянно, яростно.