Зодчий. Жизнь Николая Гумилева - стр. 48
Сравните:
После смерти старого поэта кружок “Вечера Случевского” продолжал собираться до самой революции, и Гумилев не раз бывал там. Но это было уже в годы его профессиональной литературной работы и профессионального признания. Пока же – на домашних вечерах у Коковцева – его “декадентские” стихи не имели успеха. Хозяина дома они просто шокировали.
Кроме Коковцева, мы знаем имена еще двух одноклассников, с которыми Гумилев приятельствовал. Один – уже поминавшийся Владимир Михайлоич Дешевов (1889–1955), позднее композитор и дирижер, работавший в послереволюционное время в Крыму и в Ленинграде, второй – Мариан Марианович Згоржельский, сын “полусумасшедшего Марьяна Генриховича”, так желчно описанного Кленовским. Згоржельский застрелился в 1909 году, и его памяти посвящено, по свидетельству Ахматовой, стихотворение “Товарищ”:
2
Стилизованный образ Гумилева этой поры дает Голлербах в “Городе муз”:
Болтовня с гимназистками, прогулки с декадентскими барышнями при свете луны, освещающей чесменские ростры…
– Николай Степанович, вы – революционер или монархист?
– Монархист. Но при условии, чтобы правила красивая императрица.
– Николай Степанович, посоветуйте, какое мне сделать платье?
И размеренный, спокойный ответ, сразу, без колебаний:
– Платье? Пурпурно-красное или серое с серебром. Но, дитя мое, зачем вообще платье? “Хочу упиться роскошным телом, хочу одежды с тебя сорвать!” “Дитя мое. Будем, как Солнце!”
Внимательно смотрят с небес голубые звезды, мерцая нежно и сочувственно; бархатный покров ночи окутывает сцену, достойную кисти Сомова.
Описанное – в основном плод художественной фантазии Голлербаха. О том, что Гумилев – “монархист, однако желает, чтобы правил не император, а императрица”, автор “Города муз” слышал, судя по его собственным воспоминаниям, в послереволюционное время, и не от самого Гумилева, а от общих знакомых. Что же до всего остального… Судя по приведенной в предыдущей главе дарственной надписи Марианне Поляковой, стихи Бальмонта входили в ритуал ухаживания гимназиста Гумилева за царскосельскими барышнями – по большей части совсем не декадентками. Единственный шанс семнадцатилетнего косоглазого кавалера заключался в том, чтобы ошеломить своей необычностью.