Зодчие - стр. 12

Андрюша рассеянно смотрел вокруг. Спасо-Мирожский монастырь был не из богатых, облупленные церквушки с куполами-луковками под ржавым железом, позолота с крестов облезла, монашеские домики-кельи пошатнулись в разные стороны… Каменная стена с раскрошенными зубцами окружала монастырь. На всем следы ветхости и запустения.

В монастырь шло немало приношений от доброхотных даятелей, но они залеживались во вместительных сундуках игумена и келаря.

«Жарко… – думал разморенный Андрюша. – Отпрошусь у наставника искупаться…»

Мальчик не успел подойти к Герасиму: на стройке началось усиленное движение. Каменщики быстрее забегали с ношами кирпича, творившие замес проворнее замахали лопатами в большом чану. На стройку пожаловал настоятель монастыря игумен Паисий.

Коротконогий и толстобрюхий, с рыжеватой бородой веером, игумен шагал важно, с развальцем, из-под лохматых бровей зорко смотрели заплывшие глаза. Служка тащил за игуменом кресло.

Ряса у игумена была из дорогой ткани, нагрудный крест искрился на солнце алмазами.

Утомленный Паисий приостановился; служка ловко подставил кресло. Монах сел, из-под руки посмотрел на высокую стену. К нему подбежал с докладом костлявый, остробородый Щуп.

– Худо строите! – разразился игумен. – С пятницы стену на аршин[14] не подняли!

– Отче игумен, больше подняли!

– Лжешь, грешник!

– Отче преподобный, промерь! – с лукавой усмешкой предложил зодчий.

Игумен взглянул на семисаженную стену, на зыбучие кладки…

– Вдругорядь займусь, – прогудел он и двинулся дальше.

Щуп шел позади Паисия.

– Богу, не людям работаете, – брюзжал игумен. – Вы лишь о суетном думаете, об утробе заботитесь…

Осмотр постройки прервался возвращением монастырского сборщика отца Ферапонта. Игумену перенесли кресло в тень тополей, где укрывался от жары Голован. Ферапонт, высокий мужчина с угрюмым лицом и резкими ухватками, подошел к игумену под благословение, сдал запечатанную кружку, в которую опускались подаяния:

– Благослови, отче, в мыльню с дороги сходить!

– Успеешь! – буркнул Паисий, взвешивая кружку на руке.

Игумен распечатал кружку и высыпал содержимое на рясу, раздвинув колени. Потное, красное лицо его еще больше побагровело от досады, перед ним грудилась медь, и лишь кое-где сиротливо поблескивали серебряные деньги.

– Ты что, окаянный, – возвысил бас игумен, – смеешься? Серебро выудил?

– Освидетельствуй печати, отче! – хладнокровно возразил Ферапонт.

– «Печати»!.. Вы чорта[15] из-под семи печатей выкрадете! Пропил? Признавайся!

– Вот те бог, отче!..

– А кто тебя в позапрошлую среду видел в Сосновке в корчме?